его. А завет такой: всем одной коммуной жить … ну, общиной то есть.
— Мы и так общиной живем, закон и покон дедовский блюдем …
— Блюдете, да не весь. Земля должна общая быть …
— Она и так общая: каждый год заново делим.
- А нужно не делить, а работать всем вместе. И чтоб ни бедных, ни богатых. А Юлдуз вашу гоните подальше, нечего на нее ишачить.
Тут народ в сомнение пришел.
— Это что ж за завет? Так разве в глухих лесах живут.
— Юлдуз то в чем виновата? К людям добрая, ни одного закупа в холопы не продала…
— И от печенегов село боронит не хуже храброго Саур-бека …
Старейшина головой качает:
— Испытываешь ты, видно, нас, Перунов воин. Боги правду знают, да не скоро говорят.
Озлился Семен, да и брякнул: Нету никаких богов, один обман все!
Зашумели люди, заволновались, обступили Семена. Он — за винтовку. А Клыч будто того и ждал.
— В давние времена украл Шайтан-Чернобог солнце с неба. Что ж стоит бесу молнию украсть?
И тут застучали конские копыта, раздался народ, и увидел боец трех всадников. Впереди — женщина в кольчуге, наборном поясе, при сабле, а красивая — глаз не отведешь! Раскосая, смуглая, волосы черные распущены. Клыч заговорил с ней, по-болгарски, видно. Она выслушала и только усмехнулась Семену.
— Кто бы ты ни был, а у меня ты гость. Пожалуй в мою крепость!
Дали Семену коня, и поехали они на гору. Дорогой больше молчали. Он боялся теперь лишнего сказать, а она только глянет украдкой, да и отвернется: гордая. Въехали в крепость, а там одни юрты стоят. Ссаживают Семена с коня, ведут в гостевую юрту. В ней уж все накрыто: баранина жареная, виноград, вино в узорчатом кувшине. Принялся Семен за угощение, а тут и хозяйка входит. На волосах шапочка, сережки золотые, в бусах бубенчики позванивают, из-под шелкового платья шаровары выглядывают, туфельки бисером расшиты. Села по-турецки, вина гостю наливает.
— Ешь, пей, Мирослав. Я тебя еще живым помню.
— Будто я теперь мертвый! Хоть, по правде сказать, стоило помереть и с того света вернуться, чтоб к такой хозяюшке попасть.
— Смелый ты. Сильный. Трусу боги громовых стрел не дадут. А нас только боги и могут еще спасти.
— Коли тебе боги так нужны — вот они у меня, — засмеялся Семен и похлопал по затвору. — Целая обойма и еще три запасных.
— Не смейся, Мирослав. Разве не знаешь — все твои родные в тот набег погибли? (А родных-то Семена в Феодосии бандиты-курултаевцы вырезали). От нас, степных болгар и русов, все отступились. Служили мы Хазарии — ее уж нет. А Русь говорит: «Сами выпутывайтесь, прихвостни хазарские». Печенегам дань обещали — Куря-хан только смеется: «Больно моим глазам от ваших полей и крыш соломенных. Хочу видеть здесь одни пастбища. А вас всех — на невольничьем базаре в Херсонесе». Воевать уж некому: не только отроки — женщины на коней садятся …
Загорелось сердце у Семена.
— Что мне Куря? Хочешь — уложу его, бандита, с одного выстрела и голову тебе принесу? Земли им, кровососам, все мало! Горя трудового народа мало!
— Добудь его голову, Мирослав, добудь! Владимир нас за эту голову под свою руку примет — Куря его отца убил.
Подалась вперед, смотрит неотрывно, а глаза черные, бездонные. Подсел ближе Семен, обнял болгарку, а та вдруг ящерицей вывернулась:
— Моим мужем только батыр может быть. Победи сначала Курю. А для охальников у болгарских жен вот что есть, — покрутила свинцовым кистеньком и выскользнула из юрты…
А наутро выстроилось в степи за селом ополчение красногорцев. Впереди — конная дружина Юлдуз-бегим, за ней пешцы с копьями и топорами. Семен — на вороном коне, при сабле, в шлеме и кольчуге покойного Саур-бека. А на душе кошки скребут. «Дожился: беком сделался, помещиком. А только красный боец красным всегда останется!».
Вот и печенеги. Несутся с воем, со свистом, бунчук треххвостый по ветру летит, посредине скачет всадник в богатых доспехах, лицо маской железной прикрыто. Прицелился Семен — и попал прямо в железную харю. Увидели печенеги мертвого хана, завопили, да как побегут! Многих тогда догнали стрела, клинок да аркан …
Так и стал Семен Деряга Мирослав-беком кизилтепинским. Первым делом удивил всех: принял в дружину пленных печенегов. В плен-то попала одна беднота, у кого кони похуже. Вскоре не стало житья богатым печенегам: словно из-под земли налетали на их кочевья воины Мирослав-бека, угоняли скот, грабили богатства. А голытьба отовсюду стекалась к нему — и печенеги, и русские беглые холопы да смерды.
Наконец поехали Мирослав с Юлдуз в город Донец — кланяться воеводе Куриной головой. Напоил воевода гостей, да и велел связать, в поруб бросить. На свою голову велел. В ту же ночь зарезали его свои холопы и бежали вместе с пленниками. С тех пор появился у бояр грозный враг: Семен — Перунов воин. Носились его ватаги по всей Северщине, доходили до Чернигова и Переяславля, жгли боярские вотчины и церкви. Сам митрополит Леонтий объявил анафему отступнику, разбойнику и дьяволову слуге. А тот попов бил
Последние комментарии
15 часов 25 минут назад
15 часов 43 минут назад
15 часов 52 минут назад
15 часов 53 минут назад
15 часов 56 минут назад
16 часов 14 минут назад