Выздоровление [Владимир Анатольевич Пшеничников] (fb2) читать постранично, страница - 3

пожар тушить. По третьему разу утюжат!

— Ну и что, — пожал плечами Николай, — правильно.

— А когда же пшеница будет расти, ты что!

— Ну, и овсюг тоже беда, — неохотно сказал Николай. — Овсюг, осот, молочай… У нас из-за них всходов не видно бывает. Видать, и в вашем районе так же… Петь, а сам ты кем работаешь?

— Я? Я радист. На радиоузле. Мы там со свояком. А что, думаешь, не разбираюсь? Да я же вырос в селе!

Николай смутился.

— Да я ничего, — пробормотал. — Тут все от погоды зависит. А вот интересно, — доверительно, чтобы сгладить неловкость, спросил он, — могут мне после такой операции, ну, скажем, колесный трактор дать?

— Инвалидность тебе дадут, — вдруг осадил его, точно в отместку за что-то, тихий Петя. — Третью группу — точно. А про трактор забудь и думать.

Это смутило Николая. Ну, трактор — ладно, а что вообще будет с ним после больницы? То нельзя, это нельзя… Главное, пока язва сидела, можно было, а вырезали — сразу нельзя.

— Ну, сразу, положим, не сразу, — рассудил, подобрев все же, Петя, — что нельзя, то нельзя и до операции было… Да ты молодой еще, чего там — тридцать пять. Еще наломаешься.

Но с того дня и началась маета. Николай силился заглянуть на неделю, на месяц вперед, и ничего у него не получалось. Никогда не было у него особой нужды — жизнь планировать…

— Да перестань ты себя дергать, — сочувствовал Петя. — Будет ВТЭК, там все за тебя решат и, что надо делать, скажут.

— Какой еще «втык»…

— Экспертная комиссия, — подсказал Лаптев, который, уткнувшись в книжку, между прочим, все и всегда слышал.

— Ну и ладно, пусть решают, — сказал Николай потверже, сообразив, что стал уже чем-то надоедать соседям.

Он и сам был бы рад подумать о чем-нибудь хорошем, но ведь и Катерины все не было. К Пете уже третий раз жена приезжала, в определенные часы спускаются в вестибюль городские, полчаса и больше просиживая там с женами или родственниками… Но однажды, уже перед самым тихим часом, кликнули и Николая. С третьего этажа он спустился как только мог быстро и, запыхавшись, наткнулся в вестибюле на расставившего руки Пашку Микешина.

— Ну, живой? — радостно зашумел тот.

— Живой, — подтвердил Николай, держась за грудь.

А посидеть, поговорить им не удалось. Неумолимая бабуся из «приема передач» выперла всех посетителей на крыльцо и заложила дверь прочным засовом. От Пашкиных «все нормально, все путем» в голове осталась звонкая пустота, а на руках — хлопчатобумажный костюм и десять рублей денег, посланные Катериной. «Витька переболел корью» — велела она передать на словах, и это должно было все объяснить.

Время, показалось Николаю, совсем остановилось. Никого из них не выписывали, распорядка не меняли, и надоело в конце концов все: и лежание, и процедуры, и специальная еда, и вечерняя толчея в комнате с телевизором, и бесконечные разговоры Лаптева и Каверзнева, и тем более шум за окном.

По утрам в окно заглядывало солнце и повисало там часов до пяти-шести нового, летнего времени. В палате от вони и духоты становилось нечем дышать.

— Полмесяца как отсеялись, — заметил Петя, — а ни одного дождичка не пробрызнуло. На востоке теперь-то льет…

Но не было сил поддержать и этот разговор. В больнице в эти дни все делались разморенными, пришибленными, словно солнце размягчало и мозги, и суставы, гнало по жилам вялую, сонную кровь. За стенами тоже вроде жизнь остановилась, но, как оказалось, нет, двигалась, и здоровые люди находили в ней даже удовольствия, о чем напомнил неожиданный скандальный случай, колыхнувший не одну только палату для выздоравливающих.

Однажды к Каверзневу, вместо хорошенькой жены и пораньше ее обычного часа, пришла незнакомая бело-розовая женщина. Минут пять она что-то говорила Каверзневу, и, прибежав в палату, тот вдруг закатил истерику.

— Дрянь! Подлюка! Скотина! — кричал перед окном, и не только эти слова.

Оказалось, его жена успевала в эти дни не только вовремя навещать законного супруга, но и какого-то «партнера» на стороне подыскала. На Каверзнева и жалко, и противно было смотреть.

— Да, может, сплетни все, — попробовал успокоить его Петя.

А Лаптев подошел к Николаю.

— Необходимо предупредить его супругу у входа, — просипел сквозь зубы.

Николай кивнул и вышел из палаты. До урочного часа он решил проторчать у парадного, на сквознячке. Заложив руки за спину, стал описывать восьмерки вокруг обшарпанных колонн. «Ничто их не останавливает», — подумал между прочим, и это вдруг проняло его, словно попробовал чужую беду на себя примерить, а она оказалась впору.

Взволновавшись, Николай сошел с крыльца, прошаркал тапочками до клумбы, яркой и пышной от ежедневного полива, а когда повернул назад, то увидел у самого входа Каверзневу жену.

— Эй! — крикнул он, но та уже скользнула в приоткрытую дверь, мотнув ситцевым подолом.

— Пришла, дрянь? — услышал Николай, вбежав почти следом.

Каверзнева жена как-то ужалась сразу,