Багряная летопись [Юрий Андреевич Андреев] (fb2) читать постранично, страница - 4

знаю, молодые люди, — продолжал Фрунзе, — достаточно ли хорошо вы представляете, что такое социализм, ради какого лучезарного будущего, ради какого солнечного завтра шли на каторгу ваши отцы и братья, ради чего мы боролись, не боясь ни петли, ни пули…

— «Мы пахали!» Ха-ха-ха! — вдруг издевательски и зычно прозвучало с галерки.

Как на шарнире, резко повернулся Григорий на этот голос. Театр ответил на выкрик негодующим гулом, но с разных сторон, как по команде, начался свист.

— Спокойно, спокойно! — поднял руку Фрунзе. Он дождался тишины и сказал: — Это верно, господа свистуны. Мы, — он сделал широкий жест в сторону президиума, — и впрямь пахали. А что касается меня, то я дважды был приговорен царским судом к смертной казни. А первую свою пулю я получил вот в эту руку девятого января девятьсот пятого года на Дворцовой площади, когда вместе с другими большевиками пытался уговорить народ не верить батюшке-царю. Сколько вам лет тогда было, господин баритон? Три или пять? Ну, продолжайте свистеть! Что ж вы замолчали?

Зал ответил аплодисментами и хохотом.

«Вот человек!» — Приоткрыв рот от удовольствия, слушал Володя Фролов.

— Разбитые внутри страны, помещики и капиталисты держатся на окраинах, опираясь на помощь иностранных разбойников. Обманом и насилием, продажей Родины, предательством всех интересов народа они мечтают задушить советскую власть, вернуть господство помещичьего кнута. Так что же делать? — Фрунзе отошел от карты, подошел к рампе и несколько секунд всматривался в лица притихших студентов.

Кашляни кто-нибудь — услышит весь зал.

— Так что же делать? Отказаться от наших завоеваний? От земли, принадлежащей народу? От фабрик и заводов, возведенных руками рабочих? Отказаться от нашего солнечного будущего, господин баритон? Нет, никогда! Господ империалистов мы заставим уважать нас. Для этого нужна вооруженная сила, кадровая армия, армия хорошо организованная, преданная пролетарской родине, полностью вооруженная. Нужно создать армию, обучить и оснастить. Вот наша главная сейчас задача. Армия — это прежде всего бойцы и командиры, сознательные граждане, понимающие, что они защищают и против кого борются, готовые всегда на подвиг. Кто же, как не рабочие и крестьяне и революционные студенты, по зову нашей партии может дать нам крепкий, передовой, сознательный костяк армии?

Товарищи студенты! Судьба революции — и в ваших руках. Каждый поступит так, как подскажет ему его собственная совесть. Все на защиту революции!

Гриша сидел молча.

«…девятнадцатый год, уже девятнадцатый! Так мало сделано — и так много, так бесконечно много нужно еще сделать!.. Как подскажет собственная совесть… Конечно, что-то посильное делалось для революции: кружок за Невской заставой, патрули… Но что важного я сделал в жизни? Ничего! Как подскажет собственная совесть… А кругом фронты, а вокруг пожар жестокой войны… Хватит рассуждать, надо действовать!.. Действовать!»

Всегда ли можно определить состояние человека по его внешнему виду, по его поведению? Вот бурно рукоплещет Володька. Его лицо, на котором даже зимой проглядывают веснушки, светится радостью. А вот сидит, угрюмо насупясь, вобрав голову в плечи, Григорий Далматов. Его темно-карие глава смотрят мрачно, губы твердо сжаты. Восемнадцатилетний человек недоволен происходящим? Нет, молодой человек недоволен собой. Человек подходит к решению, может быть самому важному из всех, какие ему придется принять в жизни.

В шквал аплодисментов и свиста вдруг ворвались могучие, суровые звуки музыки: оркестр начал играть «Интернационал».

— Вставай, проклятьем заклейменный, — запел Фрунзе.

— Весь мир голодных и рабов! — Члены президиума, отодвинув стулья, встали.

Песнь освобождения подхватили в партере, студенты вставали один за другим, гимн революции, торжественно разрастаясь, поднимался по ярусам.

— Мы наш, мы новый мир построим, — гремело в театре, пробивалось на площадь.

— Добьемся мы освобожденья своею собственной рукой! — уверенно, грозно обещали тысячи молодых голосов.

Наташа подняла к Григорию голову. «Почему такой мрачный?» — удивились ее глаза. «Ничего, все в порядке, не обращай внимания», — мрачновато улыбнулся он уголками рта.

— С Интернационалом воспрянет род людской! — мощно, радостно прозвучали заключительные слова, и снова грянула буря овации.

— Товарищи, может быть, есть вопросы к докладчику?

— Есть! — раздался зычный возглас из центра партера. Все головы сразу повернулись туда.

Небрежно оправляя черную шинель внакидку, поднялся рослый студент-путеец.

— Значит, дела советской власти обстоят из рук вон плохо, и вы призываете всех нас идти на фронт спасать ее? Правильно я вас понял?

— Если я правильно понял вас, — ответил Фрунзе, — и вы действительно являетесь студентом, то вы, очевидно, являетесь постоянно неуспевающим студентом.

Громовой хохот покрыл его ответ.

— А ведь это Хорьков, все по митингам