его.
– Ваше имя, – потребовал Камбер. – Если суд был неправым, я сделаю все, что в наших силах, чтобы восстановить справедливость. Но я должен знать, кто вы.
Мужчина откашлялся кровью и отвернулся, прежде чем снова взглянуть на Камбера.
– Моего отца зовут Дотан Эрнский, он был министром при дворе. Та.., та, кто спит позади вас… – Его голос прервался, когда он отвел взгляд от мертвой дамы, – .она была моей сестрой. О, Господи, как тяжко!
Йорам приподнял его, а Рис снова попытался помочь ему, но мужчина оттолкнул руку, указав дрожащим пальцем на короля.
– Твои вероломные друзья-дерини отлично вышколили тебя, крысиный король! – На губах пленника пузырилась кровавая пена. – Но вот что я тебе скажу: плоды посеянных тобой семян не принесут радости. Я проклинаю каждый твой шаг, каждый вздох! Я проклинаю плоды посеянного тобой, проклинаю все, к чему ты прикасаешься! Пусть все это обратится в прах! Ты…
Такого потока проклятий Синил не мог выдержать. С истошным нечеловеческим криком он вырвался из объятий оторопевшего Каллена; ему во что бы то ни стало надо было вытянуть свободную руку, загрести раскрытой ладонью воздух и стиснуть его в кулаке. Он успел.
Его жертва вздохнула, дернулась и застыла.
Когда Каллен снова схватил Синила, остальные обмерли от ужаса, переводя взгляды с бездыханного тела на короля, а Рис отчаянно пытался найти признаки жизни там, где их не стоило искать. Его глаза видели искаженное лицо Синила, а его зрение открыло даже больше, чем Рису хотелось знать о жизни и мести.
Камбер молча смотрел на короля, с трудом преодолевая ужас и негодование.
– Почему, Синил? – спросил наконец он.
– Я должен давать объяснения вам? Он был преступником, преступником-дерини!
– Он мог стать пленником, – возразил Камбер. – Под стражей никто не смог бы причинить вреда.
– Он проклял меня и то, чем я владею!
– Его проклятье всего лишь слова! Разве король должен убивать за слова!
– Это была казнь, а не убийство, – ответил Синил, словно защищаясь. – Преступников казнят.
– Преступники должны быть подвергнуты суду! – произнес Камбер.
– Я сам судил и приговорил его! – возразил Синил. – Кроме того, это был не просто мужчина, проклявший меня, это был дерини. Как мне устоять перед силой деринийского проклятья?
– Он уже умирал, – начал было Камбер, менее всего желая продолжать разговор о дерини. Синил тряхнул головой.
– Это несущественно. Вы можете поручиться, что проклятье дерини, особенно посланное умирающим, не причинит вреда?
Камбер хотел заговорить, но Синил снова тряхнул головой.
– Нет, вот и я подумал, нет. О, я знаю, что вы возразите, и понимаю, что мои деринийские познания скромны. Что я вообще знаю о ваших деринийских способностях? Только то, что вы сочли нужным мне открыть.
– Синил…
– Довольно. Я и без проклятия дерини наказан за то, что оставил своего Господа. Один мой сын уже умер от руки дерини. Стоит только заглянуть в королевскую детскую, посмотреть на несчастных крошек, и вы сразу поймете, что моим бедам нет конца.
Когда он указывал на дверь, все увидели на его левой руке длинный кровавый след пореза, до того скрытый рукавом мантии; он выглядел пугающе. Синил поймал взгляды и безразлично посмотрел на рану.
– Да, господа, ножи преступников иногда достигают цели. К счастью, эта рана легкая.
– Позволим Рису судить об этом, – сказал Камбер, взглядом прося Риса обследовать рану, и приблизился, когда тот взялся за поврежденную руку.
– Синил, возможно, возникли новые обстоятельства. Кто-то изменил или опроверг показания? – спросил Камбер, стараясь отвлечь короля от разговоров на тему проклятий и от манипуляций Риса.
Синил покачал головой, гнев и высокомерие по-прежнему сверкали в его серых глазах.
– Какое это имеет значение? Я хорошо помню дело. Этот Дотан Эрнский был арестован вместе с Колем Ховеллом и его сообщниками. Коль был казнен. У Дотана, кажется, были смягчающие обстоятельства, поэтому ему назначили новый суд. Таков закон. Я не виноват.
– Он говорил что-то насчет того, что его отец болен, – вмешалась Эвайн. – Это так?
– Откуда я знаю?
– Король должен знать, – заметил Каллен. Синил раздраженно развел руками, и Рис поспешил снова поймать рассеченную руку. Глубокая царапина могла зажить и сама собой, но, поколебавшись, Целитель сделал глубокий вдох, всегда предшествующий самоуглублению и уходу в транс.
– Я не могу понять, почему с короной должно прийти всеведение, – зло отозвался Синил. – Я подвергся нападению двух дерини, был ранен при покушении на мою жизнь, и теперь вы пытаетесь заставить меня испытывать вину из-за того, что я убил одного из них. Это потому, что они дерини, как и вы?
Даже если бы он заранее продумал свою речь (хотя, возможно, так и было), никакое другое заявление не могло бы более возмутить его слушателей. По их лицам ничего нельзя было прочесть, но Рису пришлось прервать подготовку к исцелению, чтобы сообщить своему лицу выражение безразличия.
Гьюэр, единственный человек
Последние комментарии
10 часов 51 минут назад
11 часов 26 минут назад
12 часов 19 минут назад
12 часов 24 минут назад
12 часов 35 минут назад
12 часов 49 минут назад