Проект "Вервольф" [Александр Леонидович Пономарёв] (fb2) читать постранично, страница - 130

молодухи-то, лешой, — сказала она, огрев дядю Петю полотенцем по спине, — вот привязался, как банный лист.

— Да будя те, Сановна, кода я с молодками-то ещё пообымаюсь? — загудел дядя Петя, но Свету отпустил.

— Иди вон с Захаровной обнимайся, пень старый!

— Так она же на пензию скоро пойдёт! — не унимался дядя Петя, влезая в рукава шубы.

— Тебе в самый раз. Смотри, молодые-то до инфаркту доведут.

— Не доведут, Сановна, не боись. — Дядя Петя нахлобучил шапку на голову, подмигнул Светке, крикнул мне: — Пока, Саня! — и вышел в тёмные, холодные сенцы, напевая басом: — Первым делом мы испортим самолёты, ну а девушек испортим мы потом!

— Тьфу ты, олух окаянный, скоро семьдесят будет, а всё туда же… портить собрался, — добродушно проворчала бабушка, закрыв за ним обитую чёрным дерматином дверь.

Она повернулась, вся такая старенькая, в длинной юбке, коричневой вязаной кофте на пуговках, с шалью на пояснице и платком на голове. «Гусиные лапки» лучиками тянулись от выцветших синих глаз к вискам, сморщенное лицо светилось любовью и добротой.

— Ну, милые, пойдёмте в избу что ль? Чего тутова-то торчать.

Бабуля первая пошаркала ботами «прощай, молодость» к занавешенному хэбэшными шторками входу в жилую половину. Мы вошли следом, снова сели за стол. Без дяди Пети дом как будто опустел.

Молчание невыносимо затянулось. Надо бы о чём-то поговорить, но я не знал о чём. Бабушка провела по скатерти морщинистой рукой, поправила ситцевый платок в мелкий цветочек, вздохнула. Встала со стула, шаркая, подошла к шкафу со стеклянными дверками — в детстве я часами просиживал около него, листая книги и альбомы со старыми фотографиями, — достала с полки несколько книг, сложила стопкой на тумбочке.

В задней стенке шкафа оказалась неприметная дверца. Баба Люба сдвинула её в сторону, просунула в открывшееся отверстие руку, вытащила оттуда перевязанную красной ленточкой плоскую коробку из-под конфет и положила на стол передо мной.

— Это тебе. Ты как родился, мама твою фотокарточку увидела, сразу эту коробку передала. Велела отдать перед твоей свадьбой.

— Что там? — спросил я, глядя на пролетавшие над Кремлём потускневшие от времени старинные самолёты с красными звёздами на крыльях.

— Не знаю, — пожала плечами бабушка. — Я никогда не смотрела, что там лежит: мама не разрешала.

Она повернулась к Светлане:

— Пойдём со мной, внученька, я тебе кое-что покажу.

Бабушка подождала, когда Света выберется из-за стола, взяла её за руку, как маленькую девочку, и отвела в другую комнату. Там у неё в сундуке хранится много интересных вещей. Им точно будет чем заняться.

Я пододвинул коробку ближе, подождал, не решаясь снять крышку, но потом, набрав воздуха в грудь, потянул за край ленты. В коробке лежал пожелтевший от времени почтовый конверт с портретом Ленина над полем для индекса и маленькой маркой с советским гербом в верхнем правом углу.

Сердце почему-то отчаянно заколотилось, кровь маленькими молоточками застучала в висках, перед глазами поплыли розовые круги. Я взял конверт, пальцы защипало, будто я держал в руках не бумагу, а слабо наэлектризованную пластину.

Подцепив ногтем уголок с узкой полоской клея на оборотной стороне, я отогнул клапан, вытряхнул на стол сложенный пополам блокнотный листок, из которого выставился фигурный краешек фотокарточки.

Где-то глубоко внутри сонным медведем заворочались смутные воспоминания. Сердце загнанным зайцем забилось под горлом, руки затряслись, как у матёрого пропойцы в ожидании заветной стопки. Сглотнув комок вязкой слюны, я развернул хрустящую бумагу.

С фотографии на меня смотрели штандартенфюрер СС, внешне очень похожий на Вячеслава Тихонова в роли Штирлица, и девушка в довоенном платье.

Мне чуть плохо не стало: в глазах потемнело, во рту всё пересохло, а грудь болела, словно её насквозь пронзили шпагой. У меня, наверное, в это время пульс за двести зашкалил, а давление выросло до запредельных значений. Так это правда! Я был там на самом деле! Воевал с фрицами, превратился в оборотня, а потом уже в своём облике дрался с Бальтазаром и пырнул себя кинжалом в сердце!

Уф! Так и легче стало, а то я думал, что уже умом повредился после ранения. Все эти сны — просто воспоминания!

Так, стоп! Это что же получается: Марика моя прабабка?!

— Бабуля! — заорал я не своим голосом и вскочил на ноги, с грохотом уронив стул. — Кто твой отец?

Светка с бабушкой мигом примчались в комнату, услышав мой вопль. Вернее, это Светка примчалась, а бабуля степенно приковыляла.

— Кто твой отец? — повторил я с выпученными глазами.

— Саня, ты чего? — испуганно спросила Света.

— Погоди, Свет, не до тебя, — отмахнулся я. — Бабуля, кто отец?

— Я не знаю, — растерянно сказала бабушка, теребя угол платка. — Мама о нём никогда не рассказывала. Она только однажды проговорилась, что он был разведчиком и спас её из плена.

Я сел, схватившись за голову руками. Прабабку я не помню, она умерла,