Байки офицерского кафе [Сергей Владиславович Козлов] (fb2) читать постранично, страница - 2

ротный, который из роты веревки вил. Например, даже одну сопку назвали его именем. Неофициально, конечно. Назвали за то, что там он приводил в чувство пьяниц и нарушителей воинской дисциплины. Залетевших с употреблением спиртных напитков ждала сопка Селукова, которую им, бедолагам, приходилось штурмовать в средствах химической защиты. Причем на покорение сопки у Ивана Фомича был определенный норматив, установленный их предшественниками. Уйти они в казарму могли только, выполнив норматив. Так и бегали вверх-вниз. Если же вдруг норматив перевыполнялся, то старый аннулировался и назначался новый — для грядущих поколений нарушителей.

Вот такой, уверенный в себе, и приехал в Рязань новый ротный.

Принимая роту, он довольно бодро сообщил Иванову, что он-то надолго ротой командовать не собирается. Ему бы только майора получить, а там…

Иванов затравленно и с неким сожалением посмотрел на Селукова, а потом весьма пессимистично произнес: «Смотри, как бы старлея не получил, капитан!».

Иван Фомич только хмыкнул. Но, когда он въезжал в квартиру «Эдика», на подоконнике пустой квартиры его ждала пара старлеевских погон.

«Поздравляем с 8 марта!»

Иван Фомич Селуков был очень жестким командиром. Он умел закрутить гайки. И девятая рота, жившая до него казацкой вольницей, это ощутила на себе сразу. Но и психолог он был весьма тонкий. Очень четко чувствовал грань, до какой можно закручивать гайки, а когда необходимо стравить пар. Ощущая роту как живой организм, он говорил: «Если рота поет «Варяга», значит, рота чем-то недовольна». После этого он лихо отвинчивал вентиль и стравливал давление. В увольнение народ уходил без излишних препятствий. Тут же все начинали говорить, какой молодец ротный. А молодец ротный сразу же, но потихоньку, снова начинал закручивать гайки.

Ловил какого-нибудь провинившегося курсанта и за явную провинность наказывал. Это воспринималось как само собой разумеющееся. Ведь проступок был очевиден. Тем более лично каждого это не касалось. Поэтому реакция была простая: «Не фиг попадаться, сам — дурак!». Но раз за разом свободы становилось все меньше, поскольку с новым наказанием кого-то лично ограничивалась и общая свобода.

Вскоре это просекли, и на восьмое марта в квартире Ивана Фомича раздался телефонный звонок:

— Иван Фомич?

— Да.

— Поздравляем вас с Международным женским днем восьмое марта!

— Спасибо, но почему вы меня поздравляете? Ведь я не женщина.

— Вы не женщина, но сука вы большая!

— Кто это говорит? — закричал разъяренный Селуков, поняв, как он подставился.

— Все говорят! — ответил вкрадчивый голос, и на другом конце провода положили трубку.

«Щас споем!»

И все же Ивана Фомича уважали. Было за что. Он не только спецназовец был «от Бога», не только офицером был достойным, но и мужик он был настоящий. Не боялся командования. Обладал собственным достоинством, храбростью и, я бы даже сказал, какой-то бесшабашной дерзостью.

Девятая рота Рязанского воздушно-десантного была многосложным организмом, с весьма нелегким характером. В пору моего курсантства командование училища на полную катушку отрабатывало тезис командующего ВДВ генерала армии Маргелова В.Ф.: «У меня в училище только восемь рот». Роту упорно давили. Лучше нас никто не учился. О правдивости моих слов говорит такой факт: взвод из двадцати восьми человек, который я закончил в 1981 году, дал троих золотых медалистов, а весь курс общего факультета, насчитывавший около двухсот человек, — только одного. Но никогда девятая рота не числилась в передовиках учебы. То же касалось и других показателей курсантской жизни. Это не могло не сказываться на отношении роты к командованию и общеучилищным мероприятиям.

В понедельник на общем утреннем строевом тренаже рота могла пройти не хуже РПК, а могла и забить на все и изобразить строй студентов, призванных на военные сборы. Пели, правда, всегда довольно прилично. Но если что-то не нравилось, то, по тонкому наблюдениюСелукова, затягивали «Варяга».

Однажды холодным осенним утром, четко врубая в асфальт плаца подошвы курсантских сапог, наша рота прошла всем на удивление. Звезды так сошлись, или еще какие-то неведомые факторы повлияли, но то, что прошли хорошо, отрицать было нельзя. Поэтому, когда мы заруливали на второй круг для исполнения песни, из строя управления училища кто-то из старших офицеров довольно громко сказал: «Ты гляди! Девятая-то рота сегодня неплохо прошла!». Несмотря на похвалу, сказано это было с какой-то иронией и пренебрежением. Поэтому Бздынь отреагировал мгновенно. Также, не поворачивая головы и ни к кому не обращаясь, но чтобы было слышно всем, он бросил: «Щас споем, вообще ох. ете!». Стоит ли говорить, что после этого рота пела так, что лучшим училищным песенникам — третьему батальону — рядом делать было нечего.

Лошадиная фамилия

Нет, не угадал ты, проницательный читатель. Эта фамилия не