ВСЕ НА ЗЕМЛЕ [Олег Евгеньевич Кириллов] (fb2) читать постранично, страница - 2

для Рокотова. Они молча постояли под мокрой, сочащейся дождем сосной, потом Мартынов присел на корточки:

— Гляди… Вот тут Готня… Тут Ракитное. Валить надо где-то в промежутке между Борисовкой и Готней. Тут и леса… Ребята вернулись, докладывают: немцы посты чуть ли не на каждой версте поставили. А в Готне бронепоезд… Думай…

— Есть одно место, — сказал Рокотов, — вот такое место. Помнишь, там дорога петлю делает, проселок… А железка косогор огибает… Если свалить эшелон в этом месте…

— Погоди-погоди… — Мартынов встал. — Там же до леса с километр. И железка над лугом нависает. Тебе ж не спрятаться там…

Рокотов нащупал кисет, хитро усмехаясь, скрутил цигарку. Наклонившись, прикрыл ее ладонями от дождя, прикурил, глянул в недоумевающие глаза Мартынова, коротко хохотнул:

— В том-то и дело, Максим… Как ты был председателем райпо, так и остался… На лугу мне нечего делать, друг ты мой ситцевый. Я сяду сверху, на косогоре, а заряд подложу двойной: под рельсы и под горку. Рвану эшелон, а потом накрою его вторым зарядом… С месяц потом провозятся.

— Ты погоди… — Мартынов цепко взял его за локоть. — Ты погоди, Леша… Погоди… Как же так? Готня под боком… Через десять-пятнадцать минут они подкинут мотоциклистов… Ты завалил, скажем, эшелон. Они ударят тебе в спину. Между тобой и лесом катавасия на рельсах… До леса километр мокрого луга… Им с бугра все как на ладошке… Ты что?

— Давай другой вариант. — Рокотов ссутулился, и Мартынову было видно, как вздрагивали его пальцы. — Я, понимаешь ты, жить очень хочу. Трое у меня, Максим… И Анна. Сам знаешь, до войны с сердцем по всем клиникам возил ее… Я живой должен прийти, Максим, живой… И эшелон завалить.

— Думать надо нам, Леша, думать… — Мартынов глядел в сторону, будто чувствовал свою вину. — Мы с тобой во как все должны обмозговать. И ребята верней себя чувствуют, когда мы все разложим… Ты вот что, с Кудиновым надо поговорить… Он железнодорожник бывший… Может, найдет что другое.

Другого не нашли. И вот теперь лежали с вечера на мокром, обдуваемом злым мартовским ветром бугре восемь человек. Ждали эшелон. А эшелона не было, и только мотались туда-сюда из Готни сторожевые дрезины, и Рокотов разглядел, что, в отличие от обычного, на каждой по два пулемета и по нескольку солдат. Часов в пять прополз из Готни бронепоезд, осторожно вынюхивая орудийными башнями жидкую цепочку кустов на бугре. Вспыхнул прожектор и пошел считать никлые прошлогодние травинки, зависшие от зимних ветров; бухнула пушка— и снаряд с воем ввинтился в скользкий глинистый обрыв, и долго еще в том месте сыпалась земля и камни звонко постукивали по гудящим рельсам.

Рокотов вспомнил, как, уходя, взял на руки младшего, Володьку, родившегося уже здесь, в лесу, так и не знавшего никогда сухих теплых комнат нормального человеческого дома. Парень пускал пузыри, улыбался розовыми деснами, ждал, что отец будет агукать. Анна стояла поодаль, глядя на него тревожными глазами, и Рокотов вспомнил, что так было всегда, когда он уходил, и еще минуту назад он боялся, что будет по-другому, что Анна и впрямь поверит, что уходит он близко, в Красное, к верным людям за провиантом, а не на железку, и будет смотреть на него спокойно. А она будто чуяла, и на щеке ее стыла крупная слеза. Сложив руки с разбухшими от бесконечной стирки на раненых и малышей пальцами, она глядела на него во все глаза, будто насмотреться хотела. Он торопливо сунулся сухими губами в теплый живот младшего, потом отыскал мягкий завиток волос на темени Володьки. Передал его на руки Анне. Прислонил ее голову к своему плечу, сказал грубовато:

Ну чего? Муки принесу… Ребят подкормишь…

Она закивала головой, а Володька испуганно таращил глазенки, собираясь разреветься…

Тихо подошел Кудинов. Прилег рядом.

До рассвета уже считай самая чепуха осталась, Алексей Васильевич… Пора бы на луг перебираться.

— Погоди, — сказал Рокотов.

— Не встрять бы нам тут. — Кудинов оглянулся на дорогу за спиной. Даже ночью там иногда мигали синие фары проходящих к Готне машин. Здесь, по эту сторону железки, немцы чувствовали себя хозяевами. А ну взбредет им перед поездом прочесать маленькую рощицу у самой дороги? И не уйдешь. — От силы пара часов до света.

— Скажи ребятам, чтоб собирались.

Рокотов видел, как Кудинов облегченно перевел дух, будто с плеч сбросил что-то тяжелое и неудобное, и вдруг увидал, как из полосы тумана начало тихо выползать круглое белесое пятно. И сразу высветило дальний угол, рельсы внизу ответили еле слышным перестуком.

— Поезд! — выдохнул Кудинов и сразу кинулся в кусты, где лежали подрывники.

Рокотов, обдирая руки о ветви шиповника, тоже полез туда, зачем-то нащупывая на ходу запасные обоймы к автомату. Шарф зацепился за какой-то сук и остался в кустах, а ребята над обрывом уже поудобнее пристраивали веревку, крепко сшитую из вечных парашютных строп. Наконец все стихло, и восемь пар глаз в ожидании разглядывали