Свет озера [Бернар Клавель] (fb2) читать постранично, страница - 2

стиля и лихо закрученным сюжетом, но достоверностью жизненных ситуаций в своих произведениях, постановкой острых этических проблем. В книгах этого периода он почти не дает места вымыслу, показывает как бы необработанные, сырые «пласты жизни» в их первозданном виде. При этом неизменно ощущается стремление писателя напомнить о существовании простых, подлинных человеческих ценностей, таких, как любовь к детям, к природе, творческий труд, человеческое достоинство и т. п. Бернар Клавель во всех своих произведениях горячо отстаивает твердые нравственные принципы, пишет о высоких душевных качествах людей, наделенных обостренным чувством совести. Основные герои Клавеля — простые труженики: крестьяне, ремесленники, рабочие, по большей части жертвы социальной несправедливости. Он показывает их духовную красоту и моральное превосходство над представителями правящих классов.

Успех книг Клавеля связан также с его творческой манерой, своеобразие и обаяние которой заключается в органичном слиянии безыскусной простоты и глубокого внутреннего драматизма. Он пишет как-то очень просто, неторопливо и обстоятельно, но все им написанное озарено изнутри авторским волнением, тревогой за своих героев, достойных лучшей участи, чем та, что выпала им на долю. Простота и добротность прозы Клавеля привлекла читателей еще и потому, что она резко контрастировала с вычурной изощренностью и формальным экспериментаторством французской литературы 60-х годов. «Среди холодного блеска окружающих нас предметов — дизайнов, лишенных живой материальности и следов человеческого присутствия, — пишет известный французский критик Б. Пуаро-Дельпеш, — книги Бернара Клавеля производят отрадное впечатление хорошо и добротно по старинке выполненной ручной работы»^[2].

Читатели увидели в творчестве Клавеля, в проповедуемых им нравственных идеалах, в его манере письма как бы своеобразный противовес царящим в «обществе потребления» суете и бешеной погоне за материальным преуспеянием. Этим и можно объяснить «феномен» Клавеля, его огромный успех у читателей. Надо признать, что в какой-то мере его популярность подогревалась и умелой рекламой издателей, эксплуатировавших этот успех. В прессе всячески подчеркивались оригинальные черты облика самого писателя: самоучка из рабочих стал репортером лионской газеты, выбился в крупные писатели, впервые надел галстук по настоянию жены, когда шел получать Гонкуровскую премию, решительный противник автомобилей (не покупает их, имея уже немалые деньги), живет на лоне природы, почти не бывает в Париже, увлекается лодочным спортом, любит своих детей.

Словом, и сам Клавель, и его творчество стали к началу 70-х годов своеобразным символом антиконформизма, антитехницизма, антиурбанизма, что отвечало настроениям миллионов французов.

Но в 70-е годы Бернар Клавель ломает этот рекламный штамп. Его творчество становится более глубоким по содержанию, шире по своей тематике. От частных конкретных случаев, чаще всего невыдуманных, писатель переходит к созданию произведений обобщающего характера, опираясь уже не на свою биографию, а на исторический опыт народа. При этом сохраняются безыскусная простота письма и подкупающая авторская искренность. Эта новая тенденция в творчестве Клавеля — стремление заглянуть в суть явлений, «копнуть поглубже» — стала в какой-то степени приметой времени. Социально-экономический кризис, сотрясающий Францию, вызвал резкое обострение общественных недугов, обнажил органичное, глубинное неблагополучие самой социальной основы общества, заставил многих людей серьезно задуматься. В периодической печати, в социологической, философской, в политической и даже в религиозной литературе стали широко обсуждаться вопросы глубокого, обобщающего характера: о содержании понятий «прогресс» и «цивилизация», о войне и мире, о судьбах гуманизма и культуры, о цели и смысле общественного развития и, главное, о его философско-этической основе. Нравственная сторона прогресса стала главным предметом раздумий Клавеля. Для него человеческая жизнь священна, и, как пишет Клавель в своей публицистической книге «Писания на снегу» (1977), «любое нарушение этого принципа есть посягательство на прогресс»^[3]. Общество оценивается писателем в зависимости от его отношения к личности, к судьбе народной. Но Бернар Клавель не философ, не теоретик. Он подходит к этой проблеме не умозрительно, а с чисто человеческой меркой, исходя из своих личных, субъективно-эмоциональных оценок.

Однажды Бернар Клавель пережил, по собственному признанию, сильнейшее моральное потрясение, оказавшее влияние на всю его дальнейшую жизнь и творчество. Находясь в Швейцарии в 1969 году, он по совету одного журналиста посетил небольшой серый, невзрачный на вид дом в Лозанне, где размещалась частная филантропическая организация «Земля людей», которая уже несколько десятилетий занималась