Арсен Люпэн в тюрьме [Морис Леблан] (fb2) читать постранично, страница - 3

соображения. К сожалению, однако, сей молодой человек находится за решеткой.

— Но если он сбежит?..

— Из тюрьмы Санте не убегают.

— Но он…

— Он — не более, чем другой.

— И все-таки…

— Отлично, если он сбежит, тем лучше, я его снова схвачу. Покамест же — спите сном младенца и перестаньте пугать уклейку, которая, кажется, собирается клюнуть на мой крючок.

Разговор был окончен. Барон возвратился домой, несколько успокоенный беспечностью Ганимара. Он проверил запоры, обнюхал слуг, и прошло еще сорок два часа, в течение которых ему почти удалось убедить себя, что страхи его беспочвенны. Нет, решительно нет, как сказал ему Ганимар; людей, которых хотят ограбить, об этом не предупреждают. ^ Назначенное число приближалось. Утром 27-го ничего особенного не случилось. Но в три часа дня позвонил какой-то малец.

Он доставил телеграмму.

«Вокзале Батиньоля никаких отправлений нет. Приготовьте все на завтра.

Арсен».

Барона опять снова охватило смятение. До такой степени, что он стал подумывать, не уступить ли настояниям Люпэна.

Он бросился в Кодбек. Ганимар удил рыбу на прежнем месте, сидя на складном стуле. Не говоря ни слова, барон протянул ему телеграмму.

— Ну и что? — произнес инспектор.

— Как ну и что? Ведь все случится завтра!

— Что именно?

— Кража со взломом! Разграбление моих коллекций!

Ганимар положил удочку, повернулся к нему и, скрестив руки на груди, нетерпеливо воскликнул:

— И Вы вообразили, что я займусь такой нелепой историей!

— Какое вознаграждение угодно Вам назначить за то, чтобы провести ночь с 27-го на 28-е в моем замке?

— Ни единого су, и не морочьте мне голову.

— Назначьте цену; я богат, я очень богат. Внезапность этого предложения, видимо, сбила с толку Ганимара, который продолжал уже спокойнее:

— Я здесь провожу отпуск и не вправе во что-либо встревать.

— Никто об этом не узнает. Обязуюсь, что бы ни случилось, хранить молчание.

— О! Ничего и не произойдет.

— Хорошо, предлагаю три тысячи франков. Достаточно? Инспектор принял понюшку табака, подумал и проронил:

— Согласен. Но должен объявить честно: деньги пропадут зазря.

— Меня это не тревожит.

— В таком случае… Наконец, в чем можно быть уверенным, имея дело с таким дьяволом, как Люпэн! В его подчинении может быть целая банда… Вы уверены в своих слугах?

— Как сказать…

— Не будем, стало быть, на них рассчитывать. Я предупрежу телеграммой двух здоровяков из моих приятелей — с ними дело будет вернее. А теперь — ступайте, нас не должны видеть вместе. До завтра, в девять часов.

На следующий день, в назначенный Ганимаром срок, барон Кагорн приготовил свой арсенал, наточил оружие и совершил прогулку вокруг замка Малаки. Ничто подозрительное не привлекло его внимания.

Вечером, в восемь тридцать, он отпустил свою прислугу. Они жили во флигеле, выходившем фасадом на дорогу, но в некотором отдалении от нее, у оконечности замка. Оказавшись в одиночестве, барон осторожно открыл все четыре двери. Мгновение спустя кто-то тихо подошел.

Ганимар представил двоих своих помощников, крепких ребят с бычьими шеями и могучими руками. Затем потребовал некоторых разъяснений. Разобравшись, где что находится, от тщательно запер и забаррикадировал входы, через которые можно было проникнуть в находившиеся под угрозой залы. Осмотрел стены, приподнял ковры, затем поставил своих агентов в центральной галерее.

— Никаких глупостей, братцы. Мы здесь не для того, чтобы спать. При малейшей тревоге открывайте окна, выходящие во двор, и зовите меня. Поглядывайте и в сторону реки — десять метров обрывистой скалы вряд ли испугают таких чертей.

Он запер их, забрал ключи и сказал барону:

— А теперь — на наш пост!

Инспектор избрал для ночлега каморку, вырубленную в толще оборонительной стены, между двумя главными входами, где раньше было место дозорного. Одно смотровое окошко открывалось на мост, другое-во двор. В углу виднелось нечто вроде отверстия колодца.

— Как вы меня заверили, господин барон, этот колодец служил единственным входом в подземелья и, насколько помнят живущие, он заделан?

— Да.

— Таким образом, если не существует другого выхода, неизвестного для всех, кроме Арсена Люпэна, мы можем быть спокойны.

Он поставил в ряд три стула, с удобством на них растянулся, зажег свою трубку и вздохнул:

— Сказать правду, господин барон, надо было очень захотеть надстроить этаж над домиком, в котором я собираюсь окончить свои дни, чтобы взяться за такую примитивную работу. Расскажу об этом когда-нибудь своему приятелю Люпэну: он будет держаться за бока от смеха.

Барон, однако, не смеялся. Чутко прислушиваясь, он с растущей тревогой вопрошал тишину. Время от времени он наклонялся над колодцем и погружал в разверстый люк беспокойный взор. Пробило одиннадцать часов, полночь, час ночи. Внезапно барон схватил за локоть Ганимара, который вздрогнул, просыпаясь.

— Слышите?

— Конечно.

— Что это такое?

— Это я храпел.

— Да нет же,