Два апреля [Алексей Алексеевич Кирносов] (fb2) читать постранично, страница - 4

Овцын. Судьба сама подала ому сокровище, мол, не надо теперь искать по свету, растрачивая нервы и сбивая подметки...

Конечно, Марина - сокровище.

Они сидели в ресторане долго, мало говорили, и постепенно возникала близость, странная для первой встречи.

- Мне кажется, что я знаю вас очень давно, - сказала она. - Даже хочется говорить вам «ты». Отчего это?

- Кто знает, что от чего происходит? - улыбнулся он. - Я много думал о женщине. Каждый думает о женщине. Единственной на свете женщине, которую непременно должен встретить.

- Я на нее похожа? - спросила она.

- Вы кажетесь мне знакомой. - Он положил ладонь на ее руку.

- Человек нравится, если о нем думал раньше, еще до встречи. Правда? - спросила Марина.

- Правда, - сказал он.

Она спросила:

- Иван, вы хороший человек?

- Всяко бывает, - ответил он и погладил ее руку.

- Нет, надо быть каким-то одним, - сказала она. - Плохим или хорошим. Иначе все будут в человеке обманываться. Правда?

- Святая правда, - согласился Овцын, хотя и не верил, что человек может быть каким-то одним. - Подумаешь, как много еще надо, просто оторопь берет. Надо пить минеральную воду, а не вино. Надо утром делать зарядку. Надо дышать свежим воздухом, а не табачным дымом, тратить деньги не на ресторан, а на книги, участвовать в общественной работе, заниматься спортом, повышать культурный уровень и кушать на ночь простоквашу. И спать надо ложиться не позже двадцати трех часов, непременно с открытой форточкой.

- А сколько времени?

- Полночь.

- Мне надо спешить, а то будут неприятные разговоры в общежитии.

- Видите, опять это «надо», - сказал он.

Они не пошли к общежитию, а свернули направо и перешли по деревянному мосту на Заячий остров. Среди стволов вековых деревьев было пустынно и темно. Таинственное величие крепостных стен, непроизвольно объемлющее в ночи душу человеческую, не позволило ему положить руку на плечи Марине. Прибитый недавним дождем песок пляжа не рассыпался под ногами. Они подошли к воде, черной и тихой, только чуть колышущейся у берега. Она спросила:

- Вы в своих плаваниях скучаете по ленинградским набережным?

- И по набережным тоже.

- А зачем вы ездили в лес?

- За компанию, - сказал он.

- Вы не любите, мне кажется, лес?

- Я обхожусь без него, не огорчаясь,- сказал он.

Она сказала:

- Утверждают, что родина - это поля, речки, холмы, перелески, три березки у избы... А для меня родина - вот эти набережные. Здесь я выросла, к трем березкам я равнодушна.

Они обогнули крепость и вышли на Петроградскую сторону. Было пустынно, красиво светились зеленые огоньки неподвижных такси на стоянке, и Кировский мост уже развели. Под ним, кряхтя, проходил буксир с громадным, на две тысячи тонн лихтером.

- Поздно, - сказала она. - А спать не хочется. Правда?

- Правда, - сказал он и положил руку ей на плечи.

Они перешли площадь и сели на скамью. Он поцеловал ее в холодные губы. Она не противилась, только сразу поникла, будто отдаваясь неизбежному, бороться с которым нет сил. Губы потеплели и напряглись, когда он поцеловал снова.

Давно уже свели Кировский мост, а они сидели на скамье, обнявшись, не произнося слов. Потом пришла усталость, холод проник под одежду, объятие не спасало от него.

- О чем ты думаешь? - спросила Марина. - Только не лги и не говори, что ни о чем.

Она сжималась, стараясь унять дрожь. Наверное, холод мучил ее, голове стало худо от выпитого вина, и хотелось ей только крыши над головой и теплой постели.

- Припоминаю, кто из моих друзей еще не женился,- сказал он. -Побудь тут, я схожу позвоню.

К телефону долго не подходили, потом раздался хриплый голос:

- Н-ну?

- Баранки гну! - сказал он, развеселившись. Он представил себе хилого, носатого Соломона, босого, в сиреневом: белье, с одеялом на плечах. - Мог бы повежливее, сухопутный краб.

- Ах, это ты, старая каракатица, - сказал Соломон и зевнул. - Когда прибыл?

- В пятницу. Послушай, кашалот: я хочу сейчас зайти в гости.

- А ты знаешь, сколько сейчас времени? - спросил Соломон.

- Знаю.

- Ну, заходи, - сказал Соломон. - А выпить у тебя есть?

- Выпить будет завтра.

- Что за времена... - громко вздохнул Соломон. - Все неприятности сегодня, все удовольствия завтра. Ну, приезжай.

- Я с женщиной, - сказал Овцын. - Так что надевай брюки.

В трубке раздался свист.

Соломон встретил их в брюках и даже при галстуке. В тепле Марина раскисла, глаза ее сузились. Она старалась не уронить голову и все выше поднимала подбородок.

- Сейчас выпьешь чаю, и мы тебя уложим, - сказал Овцын.

- Здесь только одна кровать, - произнесла она с вопросом.

- А сколько тебе надо?

Соломон принес чайник, принялся суетливо расставлять посуду. Разнокалиберные чашки он добыл из платяного шкафа, ложки из тумбочки, из-за окна вытащил банку с вареньем.

- У меня же есть холодные котлеты! - Он стукнул себя по лбу и убежал на кухню.

- Удивительно трогательный человек этот твой друг, - сказала Марина. - Он тоже моряк?

- Бывший. Испортилось