О борьбе с проституцией [Александр Валентинович Амфитеатров] (fb2) читать постранично, страница - 2

товаромъ. Очень хорошо будеть, если переловятъ разныхъ аферистовъ и аферистокъ, промышляющихъ бѣлыми невольницами на проституціонномъ рынкѣ, если затруднятъ кандидаткамъ въ проституцію доступъ къ позорному ремеслу и т. д. Но я не думаю, все-таки, чтобы всѣ эти палліативы стоили названія борьбы съ распространеніемъ проституціи и чтобы, даже при самомъ тщательномъ проведеніи ихъ въ жизнь, проституція перестала распространяться: ростъ ея не отъ нея зависитъ, и остановится онъ и пойдетъ на убыль не отъ тѣхъ искусственныхъ мѣръ, какими мы воображаемъ упорядочить рыночное предложеніе проституціи, но только и исключительно отъ этическихъ, соціальныхъ, экономическихъ, реформъ, которыя, преобразовавъ физіономію современнаго общества, естественнымъ путемъ уничтожатъ проституціонный рынокъ или, по крайней мѣрѣ, понизятъ на немъ спросъ. Пусть общество не нуждается или какъ можно меньше нуждается въ проституткѣ, и промыселъ самъ собою сведется на нѣтъ, фатально исчезнетъ, ликвидируется. Проститутка – рабочая на половой инстинктъ. Трудъ ея подчиненъ тѣмъ же законамъ роста, какъ и всякій трудъ: гдѣ есть въ немъ потребность, онъ развивается; гдѣ падаетъ потребность, – тамъ замираетъ, сокращается, уничтожается и онъ. Въ состояніи ли общество, при современныхъ условіяхъ своего быта, отказаться отъ обладанія этимъ женскимъ классомъ, отъ спроса на его услуги? Дѣйствительность говоритъ: нѣтъ, не въ состояніи. Тогда не будемъ и хвалиться столь громкими предпріятіями, какъ борьба съ проституціей. Условимся лучше замѣнить широкія задачи просто выработкою кое-какихъ внѣшнихъ приличій, чтобы обществу было не столь зазорно и опасно пользоваться жертвами своего темперамента и, воспользовавшись, потомъ смотрѣть имъ въ глаза, – чтобы свинство спроса вуалировалось благовидностью и закономѣрностью предложенія.

– Злополучная падшая женщина! порочная и несчастная торговка собственнымъ тѣломъ! Отвѣтствуй намъ: что ты за сфинксъ неразрѣшимый? Мы учреждаемъ для тебя исправительные пріюты: тебя въ нихъ не заманишь и калачомъ, а, заманутая, ты бѣжишъ изъ нихъ, куда глаза глядятъ, только бы уйти. Мы учреждаемъ для надзора за тобою врачебно-полицейскую инспекцію: ты обращаешь ее въ вѣдомство, за покровительство коему муза трагедіи споритъ съ музою оперетки. Мы арестуемъ, судимъ, сажаемъ въ тюрьмы, ссылаемъ твоихъ развратителей и рабовладѣлицъ… и эта гидра неистребима, на мѣсто каждой отрубленной головы ея вырастаютъ три новыхъ. Только что защитили тебя отъ жестокой, наглой эксплоатаціи, a ты уже опять по уши увязла въ ней, и опять вся, какъ паутиною, опутана долгами, контрактами, условіями разныхъ агентовъ и агентшъ, сводниковъ и сводней. Ужели ты неисправима? Ужели тщетны наши усилія, и милъ тебѣ развратъ для разврата, и нельзя тебя отвлечь отъ него ни крестомъ, ни пестомъ, ни честною молитвою? Однако, вотъ уже сорокъ лѣтъ, какъ насъ увѣряютъ неподдѣльные знатоки сердца человѣческаго, что ты – самое несчастное и страдающее существо въ подлунномъ мірѣ, что ты ужасаешься самой себя, льешь о себѣ покаянныя слезы, что ты – Соня Мармеладова, святая душа въ оскверненномъ тѣлѣ. Если такъ, опомнись, Соня Мармеладова! Брось стези порока, по коимъ водитъ тебя продажный развратъ, и возвратись на путь добродѣтели, куда мы тебя великодушно призываемъ…

Соня Мармеладова отвѣчаетъ:

– Я со всею готовностью-съ… Но, вѣдь, вступивъ на путь добродѣтели, стоять на немъ неподвижнымъ столбомъ невозможно-съ, a надо по оному пути идти впередъ, далѣе, въ текущую жизнь-съ?

– Конечно!.. Мы поведемъ тебя! Мы просвѣтимъ тебя! Мы покажемъ тебѣ прямую дорогу!

– Чувствительнѣйше благодарна. Только вотъ что скажу вамъ, милостивые государи мои: чтобы идти, – тамъ ли, сямъ ли? – впередъ, нужны средства-силенки. A y меня и на пути порока часто подкашиваются ноги отъ голодухи. Такъ боюсь, что на пути добродѣтельномъ-то я и вовсе паду, какъ заѣзженная клячасъ… вотъ какъ надорвалась, царство ей небесное, Катерина Ивановна, покойная мачеха моя, ежели изволите ее помнить.

Этическія воздѣйствія – сила хорошая, но и они – палка о двухъ концахъ. Нѣтъ на свѣтѣ книги болѣе свѣтлой, благой, братолюбивой, чѣмъ Евангеліе Христово. И, однако, я зналъ человѣка, который изъ всего Евангельскаго содержанія любилъ только одинъ стихъ, потому что толковалъ его, какъ благословеніе на ненависть къ человѣчеству. Былъ онъ парень гордый, рабочій, нищій, не попрошайка. Остался, послѣ болѣзни, безъ мѣста, перебивался, чѣмъ и какъ могъ, жилъ въ углахъ; наконецъ, силъ не стало: протягивай руку за подаяніемъ, либо околѣвай. И вотъ навернулся благотворитель. Прочелъ истощенному, озлобленному, полубольному, голодному человѣку лекцію о смиреніи, о промыслѣ, о прилежаніи въ трудѣ, подарилъ Евангеліе, пожалѣлъ, что «нѣтъ y меня для васъ никакой работы», далъ рубль денегъ и изчезъ. Изъ рубля y парня три четвертака отняла за долгъ хозяйка угла, гдѣ онъ сгнивалъ, четвертакъ онъ проѣлъ – а, четверо сутокъ спустя, подобрали его на