Жан-Кристоф (том 1) [Ромен Роллан] (fb2) читать постранично, страница - 2

начинает плакать. Мутный взгляд его блуждает. Как страшно! Тьма – и внезапно во тьме яркий, резкий свет лампы; странные, смутные образы осаждают едва отделившееся от хаоса сознание; еще объемлет его со всех сторон душная колышущаяся ночь; и вдруг в бездонном мраке, как слепящий сноп света, возникают не испытанные дотоле острые ощущения; боль вонзается в тело, плывут какие-то призраки, огромные лица склоняются над ним, чьи-то глаза сверлят его, впиваются в него – и нельзя понять, что это такое… У него нет даже сил кричать, он оцепенел от страха, глаза широко открыты, рот разинут, дыхание вырывается с хрипом. Вздутое припухшее личико морщится, складываясь в гримаски, жалкие и смешные… Кожа на лице и руках у него темная, почти багровая, в коричневых пятнах…

– Господи! До чего безобразный! – с чувством проговорил старик, и, отойдя, поставил лампу на стол.

Луиза надулась, как девочка, которую разбранили. Жан-Мишель искоса поглядел на нее и засмеялся.

– Не говорить же мне, что он красавец! Ты бы все равно не поверила. Ну, ничего, это ведь не твоя вина. Они, когда родятся, всегда такие.

Младенец вышел из оцепенения, в которое повергли его свет лампы и взгляд старика, и разразился криком. Быть может, он инстинктом угадал ласку в глазах матери и понял, что есть кому пожаловаться. Она простерла к нему руки.

– Дайте его мне!

Старик, как всегда наставительно, сказал:

– Нельзя уступать детям, как только они заплачут. Пускай себе кричит.

Все же он подошел и вынул ребенка из колыбели, бормоча себе под нос:

– Ну и урод! Таких безобразных я еще не видывал!

Луиза схватила ребенка и укрыла его у себя на груди. Она всматривалась в него со смущенной и сияющей улыбкой.

– Бедняжечка ты мой! – пролепетала она, застыдившись. – Какой ты некрасивый, ой, какой некрасивый! И как же я тебя люблю!

Жан-Мишель вернулся к очагу и с недовольным видом стал ворошить угли, но улыбка морщила его губы, противореча напускной суровости.

– Ладно уж, – проговорил он. – Не горюй, он еще похорошеет. А если нет, так что за беда! От него только одно требуется – чтобы он вырос честным человеком.

Ребенок утих, прильнув к теплой материнской груди. Слышно было, как он сосет, захлебываясь от жадности. Жан-Мишель откинулся на стуле и повторил торжественно:

– Честность – вот истинная красота!

Он помедлил, соображая, не следует ли развить эту мысль. Но слова не приходили, и после минутного молчания он сказал уже с сердитой ноткой в голосе:

– А муж твой где? Как это вышло, что его в такой день нет дома?

– Он, кажется, в театре, – робко ответила Луиза. – У них репетиция.

– Театр закрыт. Я только что проходил мимо. Опять он тебе наврал.

– Ах нет, не нападайте на него! Наверно, я сама спутала. Он, должно быть, на уроке.

– Пора бы уже вернуться, – проворчал старик. И потом, понизив голос, словно стыдясь чего-то, спросил: – А он что… опять?

– Нет, нет! Вовсе нет, отец, – торопливо проговорила Луиза.

Старик пристально посмотрел на нее, она отвела глаза.

– Неправда, – сказал он. – Нечего меня обманывать.

Луиза тихо заплакала.

– Господи боже мой! – воскликнул старик, ударяя ногой в подпечек.

Кочерга с шумом упала на пол. Мать и ребенок вздрогнули.

– Не надо, – сказала Луиза. – Я вас прошу! А то он опять заплачет.

Ребенок, казалось, несколько секунд колебался, заплакать ему или продолжать свою трапезу. Но так как нельзя было делать то и другое сразу, он в конце концов снова принялся за еду.

Жан-Мишель продолжал уже тише, но еще с гневными раскатами в голосе:

– Чем я согрешил, за что мне такая кара, что сын у меня пьяница! Стоило жить, как я жил всю жизнь, – всегда во всем себе отказывать!.. Ну, а ты-то, ты почему его не можешь удержать? Ведь это же, черт возьми, твоя обязанность! Что это за жена, у которой муж Никогда не сидит дома!

Луиза расплакалась еще сильнее.

– Не браните меня, мало у меня и так горя! Я уже все делала, что только можно. Вы думаете, мне самой не страшно, когда я тут одна его дожидаюсь?.. Мне все мерещится – вот его шаги на лестнице. Потом ждешь – вот сейчас откроется дверь, а какой он войдет? Какой будет? Мне прямо нехорошо, когда я об этом подумаю.

Она задыхалась от рыданий. Старик встревожился. Он подошел к ней, укрыл одеялом ее вздрагивающие плечи, погладил по Волосам загрубелой рукой.

– Ну, ну, перестань, не бойся, я же тут, с тобой.

Она заставила себя успокоиться – ради ребенка; даже попыталась улыбнуться.

– Напрасно я вам сказала.

Старик глядел на нее, покачивая головой.

– Бедняжка, – проговорил он. – Неважный я тебе сделал подарок.

– Я сама виновата, – откликнулась она. – Не надо было ему на мне жениться. Теперь вот жалеет.

– О чем это ему жалеть, скажи, пожалуйста!

– Вы сами знаете. Ведь и вы тоже не хотели, чтобы он на мне женился.

– Ну, что об этом вспоминать. Мне, правда, было немножко досадно. Такой молодец, как он, – я не в обиду тебе говорю, но ведь верно, – и образованный – я для него ничего не жалел – и музыкант какой, настоящий виртуоз –