Встать! Суд идет [Анатолий Алексеевич Безуглов] (fb2) читать постранично, страница - 3

работала в клубе. В библиотеке. Стройненькая. Ладненькая. Беленькая. Теперь я впервые видел ее так близко. И бывают же такие синие глаза! Васильки во ржи…

Клава продолжала говорить. И беленькую называла Ларисой.

Я рассматривал допотопный трехстворчатый шифоньер, большой и пыльный, загородивший окна магазина.

— Берите, товарищ лейтенант. Недорого возьму.

— Пока не требуется, — спокойно ответил я.

— Кур можно держать, — не унималась Клава. — На худой конец, мотоцикл…

Девушки прыснули. Я не знал, что ответить, похлопал по дверце шкафа и сказал:

— Сколько дерева извели…

— Всю зиму можно топить! — вздохнула Лохова. — Завозят к нам то, что в городе не берут. Разве колхозники хуже городских? Им даже лучшее полагается за хлебушек…

Девушки вышли, и мы остались с продавщицей одни.

— Правильно вы говорите, — подтвердил я.

— А то! — обрадовалась Клава. — Вон люди недовольные, думают, что я товары сама выбираю…

— Неправда, люди вами довольны, — улыбнулся я. — Всем довольны. Но есть одна загвоздочка…

— Что еще? — насторожилась Клава.

— Вы, я вижу, женщина работящая. А вот муж ваш…

Лицо у Клавы стало суровое. Видимо, не только я говорю ей об этом.

— А что муж? — вспыхнула она. — Что вам мой Тихон сделал плохого?

— Ничего плохого, — сказал я как можно миролюбивее. — Только ведь у нас все работают. В колхозе рук не хватает.

— У вас есть жена?

— Нет, не обзавелся еще.

— Тогда другое дело, — усмехнулась она, как бы говоря, что я ее не пойму. — Может быть, он больше меня вкалывает.

— Это где же?

— Дома, вот где! И обед приготовит, и детей накормит, а у нас их трое. Приду с работы, руки отваливаются, а он на стол соберет, поухаживает.

— Несерьезно вы говорите, товарищ Лохова. Это не дело для мужчины.

— У нас по закону равноправие, — парировала Клава. — Чи мужик деньги в дом несет, чи баба, не важно, стало быть.

— Нет важно.

— Так что, товарищ участковый, прикажете тогда мне работу бросать? Я несогласная. Работа моя мне нравится, сами говорили, люди не жалуются. А какую пользу в колхозе мой Тихон принесет… Это еще по воде вилами писано. Уж лучше пускай дома сидит. Моей зарплаты нам хватает.

Я не знал, что ей возразить. Хорошо, в это время зашла за покупками какая-то бабка.

— И нечего записывать его в тунеядцы, — закончила Клава. — Нассонову я тоже об этом сказала. И всем скажу…

Я поспешил на улицу.

— Зеленый… — проскрипела мне вслед старуха. Я это услышал и выругался про себя. А та добавила: — Но симпатичный.

Тоже ни к чему, раз речь идет об официальном лице.

Я пошел к сельисполкому, размышляя о словах Лоховой. Действительно, придраться к ней было трудно. Рассуждала она логично. Как поступать в таких случаях? Не знаю. Но поговорить с Тихоном надо. Только с умом.

Из кабинета я посмотрел в окно. Лариса стояла около клуба и с откровенным любопытством смотрела в мою сторону, козырьком приложив ладонь ко лбу.

В это время зашла решительного вида старуха и без приглашения прочно устроилась на стуле.

— Здрасьте, товарищ начальник. Слава богу, вы теперича тут порядок наведете. Нет на них управы! — погрозила она кому-то пухлым кулачком. Потом развернула чистенький, беленький платочек и положила на стол потертый на сгибах лист.

Документ удостоверял: колхоз заключил настоящий договор с Ледешко А. С. о том, что принадлежащий ей бугай симментальской породы, по кличке Выстрел, находится в колхозном стаде для производства племенного молодняка, за что Ледешко А. С. положена плата…

— Товарищ Ледешко, изложите суть дела.

— Наизлагалась во! — провела она ребром ладони по своему горлу. — Крайнихина Бабочка корова разве? Тьфу, а не корова! Ни молока, ни мяса…

— Кто такая Крайниха и какие претензии вы к ней имеете?

— Суседка моя, Крайнова. Завидно небось, что мой Выстрел в стаде законно, а ее коровешка без всякого права. Покалечила она моего бугая.

— А Крайнова при чем? — не удержался я и повысил голос.

Ледешко насупилась:

— И вы, значит, заодно с ними… — Она стала заворачивать в платочек договор с колхозом. — Ладно. В район поеду, там разберутся.

Я вздохнул.

— Хорошо. Пишите заявление.

Ледешко уселась за бумагу с явным удовольствием.

— И еще этот Чава.

— Какой Чава?

— Пастух. Сергей Денисов, — поспешно поправилась Ледешко. — Цыган, между прочим…

— Цыгане, русские — все равно.

— И я так же думаю, товарищ начальник, — подхватила жалобщица, — все и должны держаться наравне. А вот Чава этот изводит моего бугая. Сами, говорит, гоните его в стадо. А за что, спрашивается, ему колхоз денежки платит? Между прочим, их личная корова тоже в колхозном стаде.

Наконец Ледешко ушла. На душе было грустно.

«Ну, Дмитрий Александрович, тебя можно поздравить с первым делом! Здесь тебе и разгадка рокового преступления, и погоня за хитрым, коварным и опасным рецидивистом…»

А