Счастливые слезы Марианны [Хосе Антонио Бальтазар] (fb2) читать постранично, страница - 2

а вырастившие Бето Чоле и Фелипа, а выпестовавшие Марисабель Мария и Рамона! Все они здесь, такие разные, но дружные, как одна семья, — головы вскинуты, глаза сияют.

Разве что Рамона сутулится, уставившись в каменный пол старинного храма, нервно теребит концы черной шелковой шали, — верно, вспоминает в этот торжественный час погибшую в житейской буре дочь Эстер и новорожденную внучку, которую Бог прибрал вместе с роженицей-матерью…

Некоторое время назад падре Адриан покинул свой приход в Мехико, уехав в места своей юности, полагая, что найдет там покой. Но предпочел вернуться туда, где столько сердец ждали его советов и благословения.

Глава 3

Выйдя из храма после венчания, гости расположились на лужайке, чтобы сфотографироваться.

Перед ними во всем своем старомодном великолепии у большого ящика на треноге неторопливо суетился старый долговязый фотограф дон Кристобаль.

Время стремительно меняло фототехнологии — элегантные «Никоны» и «Кэноны», поразительно сочные палитры «Кодака» и «Орво» низвели магическое искусство живописания мира светом и тенью до обыденного развлечения досужих туристов, поспешные «Поляроиды» с их моментальными снимками лишили фотографию сакрального красного света и вкрадчивого тиканья часов — почти спиритического сеанса, когда из зыбкого небытия проявочной кюветы бледно объявляется лицо очередного наваждения, которое мало-помалу обретает вид реального человеческого существа.

— Прошу вас! — сказал старик, вставляя в аппарат громоздкую кассету. — Когда я щелкну пальцем, пожалуйста, не шевелитесь, пока из объектива не вылетит, ну, скажем, фламинго!

— Дон Кристобаль! пошутил падре Адриан. — Почему бы не попросить вылетать из вашего аппарата вместо фламинго, ну, скажем, Купидона?

— Купидон свое дело здесь уже сделал! — парировал дон Кристобаль, нервно щелкая пальцами. — Остановись, мгновенье, ты прекрасно! — воскликнул он торжественно, нажимая на гашетку фотографического ящика.

Эта камера-обскура была оставлена ему умирающим дедом-фотографом, завещавшим внуку произносить известную фразу из «Фауста» при каждом акте фотографирования. Дед умер от ран: он заснял невиданно большое количество революционных баталий и был ранен вместе со своим верным ящиком — пуля прошила навылет мастера, другая пуля — его мирное орудие (две круглые деревянные латки были явственно видны на его боках). «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» — были последние слова деда, и дон Кристобаль до сих пор не мог сказать с уверенностью: то ли они были тогда произнесены по привычке, то ли относились к чему-то, что дед узрил в мгновение смерти, которое немногие отважились бы посчитать прекрасным…

Среди зрителей, наблюдавших из-за церковной ограды за свадебной сумятицей после венчания, находился плечистый бородатый человек неопределенного возраста в клетчатом костюме, в темных очках, с модным литературным журналом под мышкой.

С едва заметной усмешкой, поглаживая подергивающиеся усы, он прислушивался к разговору двух женщин.

— Белинда, невесте-то лет семнадцать будет, не больше…

— Вот и не угадала! Не она невеста, а ее мать, та, что рядом с ней, — поправила Белинда, сделав неприязненный акцент на слове «невеста».

— Вот оно как! Что ж, лучше поздно, чем никогда.

— Лучше никогда, чем бросать родное дитя! — жестко сказала собеседница. — Девушка в чужой семье выросла, вон ее приемные мать с отцом стоят рядом с молодым господином Бето. Да и он тоже намыкался, не приведи Господь…

— Стало быть, и богатые плачут? — хохотнула первая.

— Вот-вот, только слезы их послаще наших будут…

Бородач быстро вынул авторучку и черкнул на журнале: «И богатые плачут».

Глава 4

Луис Альберто и Марианна возвращались пешком. И редкий прохожий не обращал внимание на эту пару. Бог свел эти два существа, как две половинки одного большого спелого яблока, и этим плодом нельзя было не любоваться!

Красивая женщина с ясными зелеными глазами и густыми темными волосами шла уверенно и легко. Обворожительного рисунка рот был приоткрыт, казалось, она шепчет молитву или беззвучно читает стихи…

С шофером Максимо они отправили домой Марисабель, Бето, Чоле, Фелипу, Марию и Рамону, которые еле разместились в автомобиле. Не уговори Бето сесть к нему на колени упиравшуюся Марисабель, Максимо пришлось бы сделать два вояжа.

Джоана и Карлос тут же после венчания поспешили к себе: пора было укладывать чемоданы, — вечером они улетали в свадебное путешествие, началом которого был Рио-де-Жанейро.

О Бразилии и заговорил Луис Альберто по дороге домой…

— Марианна, помнишь, как ты прилетела ко мне тогда на Амазонку? — он смущенно нахмурился, припомнив свое тогдашнее упрямство, слепую ревность, не позволившую увидеть очевидное — любовь женщины, несущей в своем чреве плод их любви.

Боже! Неужели это была кара небесная