Отбившийся голубь. Шпион без косметики. Ограбление банка [Дональд Эдвин Уэстлейк] (fb2) читать постранично, страница - 2

я. – Сдаюсь. Говорите отгадку.

– Юмор, – сказал второй. Он произнес это слово так, будто ему не верилось, что такое вообще возможно.

Первый постучал по картонке. У него были толстые пальцы и грязь под ногтями.

– Это метка, племянничек, понимаешь? – сказал он – Черная метка, и помечен ею ты.

– Он до сих пор ничего не понимает, – подал голос второй – Нет, веришь ли – он до сих пор ничего не фурычит.

– Зафурычит, – ответил первый. Он быстро сунул правую руку за пазуху пальто и достал пистолет – здоровенный черный угловатый блестящий пистолет, из дула которого веяло смертью. И дуло это смотрело прямо на меня.

– Эй! – воскликнул я и, кажется, вытянул руки перед грудью, будто защищаясь. Подсознательно я все еще был убежден, что все это – розыгрыш и парни пришли сюда попугать племянничка. Поэтому я и сказал:

– Эй! Ты что, хочешь ранить кого–нибудь?

– Открывай кассу, – велел первый, по–прежнему держа меня на мушке. Вся штука в том, что это должно выглядеть как ограбление, понимаешь?

Уразумел, о чем я, племянничек?

– Не уразумел, – проговорил второй. – Ничего он не уразумел.

– Совершенно верно, – сказал я, как бы давая им возможность объяснить мне, что к чему. – Ничего я не уразумел.

– Эта метка означает, что тебе крышка, – заявил первый. – Твоя песенка спета. Иди открывай кассу.

– Шевелись, шевелись! – поторопил меня второй. – Племяннички должны быть послушными мальчиками.

Я так ничего и не понял. Но, с другой стороны, возможно, правильнее было бы поиграть с ними. Рано или поздно им надоест кочевряжиться, и они объяснят мне, в чем тут дело. Поэтому я пошел к кассе, ударил по клавише с надписью «в работе», и кассовый ящик открылся.

– Пожалуйста, – сказал я. – Все нараспашку.

– Вытаскивай деньги, – велел первый. Он все еще держал в руке этот свой пистолет. – И клади их вот сюда, на стойку Бумажек было не ахти как много. Гриль–бар «Я не прочь» приносит доход, которого после оплаты всех издержек, припасов и вычета шести процентного налога на прибыль едва хватает на мое жалованье. Но это не имеет значения: никто и не хочет, чтобы бар «Я не прочь» приносил какой–то там доход. Не спрашивайте меня почему. Я трижды или четырежды осведомлялся об этом у своего дяди Эла. В первый и второй раз он пытался что–то мне объяснить гнал какую–то бодягу про налоги. Мол, в книгах бара регистрируются деньги, которые организация зарабатывает где–то еще. Такая, в общем, бухгалтерия. Но всякий раз, когда дядя Эл пытается втолковать мне это, дело кончается тем, что он колотит себя ладонью по лбу, а у меня пропадает охота расспрашивать его.

Так или иначе, в кассе была лишь жалкая горстка бумажек, в большинстве своем однодолларовых, и я положил их на стойку. Второй парень подошел, сгреб деньги и запихнул в карман пальто.

– Эй, погодите–ка! – воскликнул я. – Это уже не смешно.

– Совершенно верно, – проговорил номер первый. Вид у него был подлющий, а пистолет все так же смотрел на меня.

Только теперь мне впервые подумалось, что дело серьезное. И я сказал:

– Не собираетесь же вы меня убивать!

– Ты все прекрасно понял, – ответил номер второй.

– И тут пришел ему конец, – изрек первый…

И тут пришел местный патрульный Циккатта. Он шагнул в бар со словами:

– Привет, Чарли, что–то ты припозднился сегодня.

Ну и что мне было делать? Сказать: «Патрульный Циккатта, эти двое пришли ограбить и убить меня. Вон у того в кармане пальто моя вечерняя выручка, а другой сунул за пазуху страшный пистолет, когда вы переступили порог?» Это я должен был сказать? Вы так думаете? Я должен был заложить полиции дружков своего дядюшки Зла? Вы так думаете? Если да, то лишь потому, что совершенно незнакомы с положением дел.

Да, мой дядя Эл попросту, убил бы меня, если б я настучал на двух его приятелей. Я не шучу. Бах! – и готово.

Сейчас, пока патрульный Циккатта здесь, все в порядке, но что будет завтра? Или на следующей неделе? Как мне жить? Где мне жить? Куда сунуться?

И, что гораздо важнее, куда меня засунет дядя Эл?

Эти двое пришли из пушки палить, а не шутки шутить. Наконец это уложилось у меня в голове. Однако давайте присядем на минутку и подумаем. У организации нет причин желать моей погибели, значит, должно быть, где–то кто–то другой дал маху, правильно? Ну а когда кто–то дает маху, не стоит выплескивать младенца вместе с водой, а стоит разобраться и подумать, можно ли исправить эту ошибку. Правильно?

Стало быть, мне следовало сделать одно: как–нибудь умудриться остаться в живых и дожить до той минуты, когда я смогу добраться до телефона и позвонить дяде Элу, что, разумеется, придется ему весьма по душе в полтретьего утра, и все такое прочее. Но сейчас у меня, можно сказать, есть уважительная причина, в конце–то концов! Я расскажу дяде Элу, что стряслось, и он, быть может, исправит ошибку.

Поэтому я сказал патрульному Циккатте:

– Как раз закрываюсь.