Алхимик [Владимир Анатольевич Кузнецов] (fb2) читать постранично, страница - 4

остальные от этого не впали в агнст. Задача, временами, совсем не простая.

Эд вдруг садится на кровати — он кое-что вспомнил. Подтягивает рюкзак, начинает копаться в нем. Через минуту в руках его появляется небольшая тетрадь в твёрдой обложке. На обложке — ярко-желтые деревья на чёрном глянцевом фоне. Тетрадь кажется совсем новой. Эд осторожно раскрывает её, не вчитываясь, пробегает глазами по строчкам. Это дневник Алины. Во времена блогов и социальных сетей бумажный дневник выглядит странным рудиментом, утратившим всякий смысл. Для Алины смысл был. У неё была почти физическая потребность фиксировать свои впечатления, переживания, сны. Сны особенно.

Эд неторопливо листает тетрадь, пропуская особенно личные моменты. Он взял ее чтобы больше погрузится в атмосферу Олднона, чтобы вспомнить, каким его видела Алина. Коньячные пары мутят голову, не дают сосредоточиться на чтении. Слова перед глазами то и дело прыгают, словно мелкие зверьки, разбегающиеся от чужого присутствия.

Олднон. Интересно, получится сделать его таким, каким Алина видит его в своих снах? Нет, конечно. Никакая турбаза не заменит огромный город, с громадами фабричных зданий, рабочими кварталами, особняками богачей, дворцами правителей. Алина видела его во всех подробностях, заглянула почти в каждый уголок. Она бродила по Овощному рынку, что зажат между фабрикой Бауэра и диларнийскими трущобами, поднималась на Королевский мост, с опаской обходила заставы Заколоченного квартала. Раньше, Сол даже жалел, что не видит таких же снов. Теперь он гораздо больше жалеет, что их видела Алина.

Сон подбирается незаметно. Он медленно, исподтишка спутывает мысли, словно размешивая их в котелке черепа палочкой. Постепенно они теряют форму и определённость, превращаются в какие-то обрывки, смутные образы. Наконец и они растворяются в черноте, оставляя после себя только тяжелую, бесконечную пустоту.

Просперо входит в домик и видит друга спящим. Смешно подогнув ноги, он лежит на спине и, что необычно, даже не храпит. Наоборот, дышит он медленно и глубоко.

Просперо стягивает обувь, снимает жилет и футболку, проверяет небольшой чемоданчик, где хранятся взносы, прячет его под кровать и только потом ложится сам, едва слышно ругая Эда за упрямое желание травить комаров фумигатором.

Снаружи уже порядком поредевший хор допевает какую-то песенку об убийстве собственной матери.

Глава вторая Ужасный новый мир

Эд просыпается от того, что лежать ему стало жестко и холодно. Сквозь сон он пытается нащупать одеяло, но рука его неожиданно натыкается на что-то липкое и холодное. В голове звенит, иски и затылок давит, словно тисками.

— Что за хрень? — сипло бормочет он, переворачиваясь на бок. Сон отступает и в носу начинает щипать — здесь воняет, и воняет общественным туалетом и помойной ямой одновременно. Руки и ноги от лежания на твёрдом затекли так, что едва слушаются. Поборовшись с собой немного, Эд наконец садится и оглядывается.

И тут оказывается, что он зажат в узком проходе между двумя глухими кирпичными стенами. Вверху, метрах в десяти, виднеется серая полоска неба, едва посветлевшая от приближающегося рассвета. Сол поднимается, держась рукой за стену, смотрит под ноги. Картина не самая приятная: утрамбованная земля, с небольшими лужицами, следами испражнений. Само по себе не примечательно, Эда больше интересуют стены. А точнее, кирпичи, из которых они сложены.

Не нужно быть строителем, чтобы понять — кирпичи в кладке отличаются от привычных глазу образцов и размерами и цветом. Они слишком плоские и длинные, а глина, из которой они сделаны, не ярко-красная, как у облицовочного и не землисто-жёлтая, как у внутреннего кирпича. Она рыжевато-бурая, почти коричневая. Да и сделаны стены куда аккуратнее, чем заведено у постсоветских каменщиков. Похоже, что кладка довоенная, а может даже — дореволюционная. Чего, само собой, на турбазе, построенной в восьмидесятых, быть не могло. Как и каменных домов в три этажа.

— Дебилы, — резюмирует Эд, потирая застывшие от холода руки. Дурацкая шутка товарищей, вот что это. Дождались, пока заснёт, и вывезли в посёлок. Может даже Просперо что-то в коньяк добавил. Нет, вряд ли — он его и сам пил. Пожав плечами, Эд разворачивается и направляется к ближайшему выходу.

Проход выводит его на небольшую улочку, плотно стиснутую между двумя рядами домов, каждый два или три этажа в высоту. И если кирпичную кладку их ещё как-то можно объяснить, то вот фасады — никак. Какие-то из них были отштукатурены, какие-то нет, окна были разного размера и устройства, но почти все — без больших стекол. Крыши встречались и плоские и двускатные, словно каждый дом строился сам по себе, без всякого общего плана.

Эд ошарашено оглядывается, переводя взгляд с домов на прохожих. Губы сами по себе беззвучно произносят единственную подходящую ситуации фонему:

— Да твою же мать.

Мимо него проходит девица в длинном