Гнёт. Книга вторая. В битве великой [Анна Владимировна Алматинская] (fb2) читать постранично, страница - 2

минут он вернулся с подносом всякой снеди и с чайником чая. Холодное мясо, колбаса, пирожки и тёплый белый хлеб сразу пробудили у мужчин аппетит.

— Так вот, — говорил Андрей, откусывая пирожок и запивая горячим чаем, — паспорт на имя Яна Кунайнена я достал. Ты финн, батрак из имения барона Остена. Отправлен был к барину с отчётом, но барин уехал за границу… Все документы в порядке. Это на случай, если задержат.

— Со мной кто его задержит? Провожу за самую границу, — проговорил лесник, благосклонно посматривая на Яна. — Ну, всем человек удался, только… — продолжал он, качая головой.

— Что только? — усмехнулся Ян.

— Белобрысый больно. Чухна да и всё тут.

— Вот перейду границу и опять чёрным стану.

— Краска! — догадался тот. — Ну, диви…

Когда покончили с ранним завтраком, Андрей убрал посуду на окно, разостлал на столе газету и стал выгружать карманы.

— Этот маленький револьвер бьёт хорошо. Вот паспорт, тут письмо-доклад управляющего. Адрес запомни, а то не будешь знать своего помещика…

— Учи! — засмеялся Ян. — А это что? — протянул он руку.

— Погоди! Забирай, снаряжайся к вечеру. Пойдёте на лыжах… А это «Искра», понимаешь? Ленинская «Искра», первый номер нашей газеты!

— Стой! Где отпечатана? Давай! — взволновался Ян.

— Не спеши, — Андрей отдёрнул руку с газетой, — какой невыдержанный товарищ!.. — Ян засмеялся, погрозив ему кулаком. — Этот номер вышел в Лейпциге. Но тебе надо пробираться в Мюнхен. Ленин будет там. Передашь ему все наши новости… Теперь на, читай, а мы с Корнеем завалимся спать. Всю ночь с ребятами в типографии листовки печатали, А Корней прошагал двадцать пять вёрст и на страже стоял… Притомился тоже.

Ян, откинувшись в кресле, положил газету на колени и внимательно всматривался в молодое лицо друга.

— Что смотришь? — спросил тот, проводя рукой со лба к подбородку.

— Да, хватка у тебя соколиная. Недаром прозвали тебя Соколёнком. И это спокойствие… Ведь ты каждую минуту рискуешь свободой. Выследят тебя — и конец.

Андрей весело усмехнулся.

— Ведь это Замоскворечье! На прошлой неделе проник сюда один шпик. Нюх у него был острый или заподозрил что… Только мы его изловили, намяли бока основательно и представили куда следует: агитатор, мол, непотребные речи говорил. Ну ему свои ещё подбавили за неумную провокацию, а нас одобрили… Теперь надолго гарантировано Замоскворечье…

— Организатор ты замечательный…

— Одно слово — Соколёнок! — пробасил Корней, направляясь в спальню.

— К обеду разбуди! — с порога обернулся Андрей.

— Ладно, спи.

Ян встал, запер на крюк дверь, выходившую на лестницу, и погрузился в чтение новой газеты. «Вот она, мечта стала явью», — радостно улыбаясь, пробормотал он.

* * *

Когда зимние сумерки стали сгущаться, с Красной площади по Замоскворечью поплыл тягучий колокольный звон, призывая верующих ко всенощной у Василия Блаженного. И потянулись богомольцы со всех улиц к Замоскворецкому мосту. Ожила и тихая улочка, на которой стоял дом с мезонином.

Из окна мезонина было видно, как открывались калитки или двери домов, выходили иг них закутанные люди, торопясь в церковь.

— Ну, други, пора. Вот провизия, вот охотничье ружьё. В добрый час, — говорил Андрей, провожая гостей.

— Передай Елене Сергеевне сердечное спасибо, Сам будь здоров и осторожен. Нам важно, чтобы ты был на свободе, — говорил Ян.

Они обнялись. Корней, вскинув двустволку за плечо, тоже обнял Андрея.

— Бывай здоров, Соколёнок. Когда понадоблюсь, шумни. Всё оборудую.

— К брату не зайдёшь?

— Недосуг. Вот товар свой переправлю, тогда.

— А верно, Ян. Ты — контрабанда.

Выйдя в сад, Андрей оглядел улицу. Кругом было тихо и безлюдно. Немногочисленные домики хмурились закрытыми ставнями…

Он, распахнув калитку, пропустил приятелей. Они свернули к реке и скоро скрылись в заснеженных зарослях ивняка.

В это время зазвучали бубенцы, и к крыльцу подкатили сани. Андрей быстро запер калитку и побежал к себе. Надо переодеться к обеду, на котором будут друзья матери, знавшие его отца.

Отца! Сердце болезненно сжалось. Старый дедка много говорил о нём, так много, что мальчик беззаветно полюбил того, кого никогда не видел. Он во всём хотел походить на отца. Бывало, старый башкир заберёт шестилетнего Андрея в лодку и едут они по Москве-реке. Потом пристанут к берегу и уходят в чащобу — наблюдают жизнь леса. Многому научился мальчик у старого башкира-охотника. Он без промаха стрелял из лука, из ружья.

Учил его Тюлябай ставить силки, охотиться с белым соколом, ловить рыбу, ставить шалаш, переплывать речку, разводить костёр. По два-три дня жили они в лесу. А мать — замечательная женщина! Она тревожилась, волновалась, но никогда не мешала этой суровой закалке. Глядя, как у исцарапанного, в ссадинах маленького лесного бродяги горят глаза, когда он рассказывал ей о своих приключениях, она говорила:

— Будь,