Сашенька [Симон Монтефиоре] (fb2) читать постранично, страница - 2

снегу. Мало кто из матерей и практически ни один отец не забирал своих дочерей из Смольного, но Лала, гувернантка, всегда встречала Сашеньку.

«Еще несколько минут, моя девочка, — думала она, — моя любимая, умная, грустная девочка».

Сквозь изукрашенные морозом окна лился тусклый свет, и это напомнило ей детство в Пегсдоне, деревушке в графстве Харфордшир. Она не была в Англии уже десять лет. Интересно, увидит ли она еще когда-нибудь родных? Но если бы Лала осталась дома, то никогда бы не встретила свою дорогую Сашеньку.

Десять лет назад она получила место у барона и баронессы Цейтлиных и начала новую жизнь — в столице России. Десять лет назад маленькая девочка в матросском костюмчике прохладно поздоровалась с ней, с любопытством оглядела, потом протянула англичанке руку, словно делала ей подарок. Новая гувернантка едва ли знала по-русски хотя бы два слова — она просто опустилась на одно колено и заключила эту маленькую горячую ладошку в свои ладони.

Малышка — сначала нерешительно, потом все смелее — склонилась к ней, и вот уже ее головка легла на плечо Лалы.

— Мне зовут миссис Льюис, — проговорила она с сильным акцентом.

— Приветствую, ожиданный гость Лала! Я называюсь Сашенька, — ответила девочка на скверном английском. Так и повелось с тех пор: миссис Льюис стала «называться» Лалой. Они понравились друг другу с первого взгляда.

— Без двух минут пять, — раздался из переговорной трубы голос шофера. Гувернантка выпрямилась, сняла с аппарата свою трубку и сказала в медный цилиндр на безупречном русском (хотя и с английскими интонациями):

— Спасибо, Пантелеймон. А что здесь вынюхивают фараоны? Может, девицы прячут под юбками донесения немцам? — хохотнул шофер.

Лала не была расположена говорить с шофером в подобном тоне.

— Пантелеймон, вам следует пойти и взять ее вещи, — строго сказала она. Однако и вправду — что здесь делают жандармы?

Девочки всегда выходили вовремя. Директриса, мадам Буксгевен, которую воспитанницы за глаза называли Гранмаман (Бабушка), командовала институтом, словно это была прусская казарма, — разве что командовала по-французски. Лала знала, что Гранмаман была в фаворе и у вдовствующей императрицы Марии Федоровны, и у нынешней — Александры Федоровны.

Один кавалерийский офицер и целая толпа студентов и гимназистов — все в мундирах с золотыми пуговицами и фуражках — прошли в ворота, чтобы встретить своих любимых. Завидев жандармов, они вздрогнули от неожиданности, затем двинулись дальше, то и дело оглядываясь: что нужно жандармам в Институте благородных девиц?

Кучера в длинных тулупах, подпоясанных красными кушаками, и шапках-ушанках в ожидании хозяйских дочерей переступали с ноги на ногу, обходили своих лошадей, недоуменно наблюдая за жандармами.

Пять часов. Двери Смольного отворились, отбросив полоску ярко-желтого света на лестницу и дорожку до самых ворот.

— Ох, наконец-то! — Лала отложила книгу.

На верхней ступеньке в потоке света появилась мадам Буксгевен со строгим лицом, в строгом шерстяном платье с высоким белым воротником и черной пелериной — ни дать ни взять часовой на швейцарских часах, пришло Лале в голову. Пестрый корсаж на пышной груди Гранмаман был виден даже с такого расстояния, а от ее звучного сопрано и лед мог раскрошиться за сотню шагов. Несмотря на мороз, Лала открыла окно и с возрастающим нетерпением выглянула на улицу. Она подумала о любимом Сашенькином чае, который ожидал ее подопечную в маленьком салоне автомобиля, о печенье, которое она специально купила на набережной в английском магазине, — жестяная коробочка с этим лакомством лежала возле нее на красном кожаном сиденье.

Пантелеймон натянул фуражку с околышем и тужурку, расшитую алым с золотом позументом, разгладил нафабренные усы и подмигнул Лале.

«Отчего это мужчины считают, что мы непременно в них влюбимся лишь потому, что они умеют заводить машину?» — недоумевала Лала, когда мотор чихнул, фыркнул и наконец ожил.

Пантелеймон ухмыльнулся, обнажив ряд гнилых зубов. Из переговорной трубы донесся его хриплый голос:

— Где же наша лисичка? Скоро у меня в машине будут аж две красавицы!

Лала покачала головой.

— Пантелеймон, поторопитесь. У нее чемодан и саквояж с эмблемами лондонского магазина. Быстро, быстро!

2

Последним был урок шитья на благо царя и Отечества.

Сашенька делала вид, что наметывает форменные брюки, но ей не удавалось сосредоточиться, и она постоянно колола свой большой палец. Вот-вот уже прозвенит звонок и вызволит ее и остальных институток из этой тюрьмы восемнадцатого века, из этих холодных дортуаров, столовых с гулким эхом и бальных залов с лепниной.

Сашенька для себя решила, что первая сделает прощальный реверанс, а значит, первая покинет классную комнату. Она всегда хотела быть не похожей на остальных: неважно, первой или последней, но никогда в общем ряду. Поэтому она сидела ближе всех к выходу.