Секрет корпорации [Мария Скрягина] (fb2) читать постранично, страница - 2

собственного сознания!

В 8.10 начинался мой первый переход. Честно говоря, я волновалась, спокойней было бы, если рядом находился Сергей, но что теперь, надо же когда-то становится самостоятельной. Сначала полагалось получить допуск к переходу, на так называемом тестере, который за несколько секунд обследовал состояние организма: в норме ли давление, температура, кровь и так далее. Я не очень разбиралась в показателях, у меня всегда все было отлично.

Я зашла в консультацию и встала за тестер, небольшую стойку буквой «Т» с чувствительной верхней панелью, на которую нужно было опереться руками. Олег, консультант, в белом халате с зелеными нашивками, стерильном и нарядном, включил программу и, посмотрев данные у себя на мониторе, махнул мне рукой:

— Отправляйся, порядок.

У всех пилотов переходы похожи. Я имею в виду то, как пилот представляет себе перемещение сквозь пространство. Обычно это представление формируется, когда за плечами уже несколько переходов, ты перестаешь бояться, знаешь свои силы. Потом, с кем бы ты ни летел, картинка и ощущения всегда будут одинаковыми. Другие пилоты рассказывали мне, что они летят, как птицы, как супермены, плывут, как облака, несутся как самолеты или ракеты. Я возносилась вверх с безумной скоростью, иногда снижая ее, иногда паря, ради удовольствия. Представьте, если бы вы вдруг оттолкнулись ногой от земли, пола, и сила гравитации была совсем маленькой, получилось бы что-то вроде самозапуска. Вот так было и со мной. Несешься сквозь воздух, сквозь ветер, и вот уже зеленый свет терминала, вспышка и — Австралия, Сибирь, Мексика, что угодно. Преград нет. Может, скоро и на Марс шагнем, но там пока нет терминалов.

На карнавал в Рио потянулись богатенькие папаши со своими семействами, большинство из «Агроэко», компании, получившей много лет назад подряд на озеленение Москвы, или «Чистокома», в свое время специализирующегося на утилизации старых транспортных средств, а теперь занимающегося мусорными отходами (слоган фирмы: «Москва — самый чистый город на Земле» с зеленым профилем храма Василия Блаженного). Сверкают бриллиантами молодые девицы, может, отпрыски древних загадочных олигархов, которые подверглись 50 лет назад экзекуции со странным названием расприватизация. Я оглядела очередь. Мне предстояло тащить что-то около ста человек. Раньше мы вдвоем проводили сто пятьдесят. Сердечко дрогнуло. Ну, ничего, приступим. Корпорация наверняка не с неба взяла такие цифры одного перехода, наверное, уж провели испытания, согласовали с медиками, школой переходов Штуцера. Так что — соберись, подруга, и вперед. Я подошла к рамке перехода или, как его еще называли, терминалу. Он представлял собой обычный проем двери с раздвижными дверцами, никелированный, с зеленой световой панелью по всему периметру, из-за чего походил на букву «П». По сути дела, это была передняя стенка лифта. Только, когда двери открывались, не было кабины — черная пустота.

— До перехода в Рио осталось 5 секунд. 1, 2, 3, 4, 5. Даю отправление.

Двери бесшумно разъехались, световая панель засияла красным светом, и я шагнула во тьму. Раз — и уже несусь вверх, вокруг меня летит пространство — разноцветное, яркое, темное, закручивающееся в спираль, в тоннель, трубу, и за мной, как бусины — оцепеневшие пассажиры. Жаль их, бедняг, они в ступоре и не чувствуют ни движения воздуха, ни скорости, ни полета, им кажется, что они стоят в комнате, набитой черной ватой.

Какое счастье каждый раз совершать переход — не передать этого чувства свободы, когда адреналин вбрасывается кровь, когда тебя не держит гравитация, когда сквозь пространство ты преодолеваешь половину земного шара.

Вдруг в следующий момент мне стало не хватать воздуха. Пространство быстро начало давить со всех сторон, сил воспротивиться не было, скорость падала. Уже был виден зеленый свет терминала, только это был свет далекой звезды. Подо мной висело сто человек, дышать было не чем, но я рванулась вперед, услышала странный хруст где-то совсем рядом и потеряла сознание от резкой боли в шее.

Вокруг все было белым, как зимой, такое впечатление, что я лежала где-то в сугробе и уже замерзла — я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, да что там, даже языком. И все же это был не сугроб. В легкие ворвался обычный больничный запах. «Наверное, у меня все поломано», — почему-то подумала я, тщетно пытаясь привести мои конечности в движение. Ну, хотя бы пальцами пошевелить! Раздались шаги, тихие, едва слышные. Здесь, наверное, в тапочках положено ходить.

— Марина! — голос Веселовского. Эй, Веселовский, ты бы еще в кадр попал, тогда бы совсем здорово было. Словно услышав меня, Серега, наконец, нарисовался перед моей кроватью. Лицо усталое, измученное, но улыбается. Да, теперь все мы с такими лицами будем ходить, пилоты-одиночки новоявленные. Как пассажиры-то там мои, я вспомнила смешного бородатого толстяка в пестрой рубашке, девочку в карнавальной юбке, женщину в нарядном вечернем платье. Попыталась