Елисейские поля [Жильбер Сесброн] (fb2) читать постранично, страница - 4

принялся за поиски места. Поначалу он держался уверенно: «Я мсье Пупарден, вы, должно быть, слышали — государственный оценщик… Как? Да нет же, не Покардан! Пупарден: дэ-э-эн», затем стал куда скромнее: выговаривал свою фамилию по буквам прежде, чем его об этом просили, и заверял, что его «устроит какая угодно должность, пусть даже самая скромная…» В конце концов ему удалось приискать себе службу, на которую сегодня утром, как и ежедневно на протяжении вот уже двенадцати лет, он ехал автобусом восемь ноль три. Это было нечто вроде архива, о существовании которого забыли, похоже, все, включая и министерство, в чьем ведении он числился. Служба приносила господину Пупардену восемьсот пятьдесят франков в месяц — этот заработок с добавлением жалких остатков его состояния позволял его семье сводить концы с концами.

Первое время господин Пупарден, гордый тем, что зарабатывает кое-что и своим трудом, частенько заговаривал о своей службе: «Мы в министерстве весьма опасаемся, что…» или: «Из надежного источника нашему министерству стало известно…» Стоило же кому-нибудь задать пару вопросов, как он неизбежно запутывался, и госпожа Пупарден, видя, что с губ супруга вот-вот сорвется очередная нелепица, страдала и спешила на выручку: «Мой муж просто не может сидеть без дела! Поэтому я и сказала ему: „Друг мой, раз уж вам так неймется, что ж, подыщите себе место! Неважно какое!“»

Прочитав светскую хронику «Фигаро», затем редакционную статью и очередную порцию романа с продолжением, господин Пупарден поднимал глаза, чтобы взглянуть на часы на перекрестке у Обсерватории: восемь семнадцать. Как-то раз светская хроника оказалась чуть длиннее обычного, и когда господин Пупарден посмотрел в окно, автобус уже успел въехать на бульвар Пор-Рояль; на какой-то миг его сердце забилось в панике: почва ускользала у него из-под ног. Ведь его покой, да и сама жизнь его зиждились именно на этой упорядоченности: изо дня в день он в одно и то же время совершал одни и те же поступки. Господин Пупарден справлял нужду в строго определенные часы, в понедельник непременно съедал вареное мясо с овощами, по пятницам вечером обязательно ходил в кино и так далее. Он не мог без ужаса вспоминать «смутные времена» — так он называл ту пору, когда он еще плохо знал и кондукторов автобуса, и сослуживцев по «министерству», когда ему иногда еще приходилось выговаривать свою фамилию по буквам. Так обычно вспоминают войну. «Помнишь, Эмма, как я в первый раз пошел на службу? — говорил он и, закрыв глаза, с трагическим выражением добавлял: — Я никогда этого не забуду…»

Госпожа Пупарден любила супруга и восхищалась его мужеством. Хотя люди внушали ей трепет, она считала своим долгом принимать их, чтобы сохранить свое положение в обществе. Ох уж эти люди! Они задают вопросы, они усаживаются непременно в кресло с надломанной ножкой, они беглым взглядом отмечают, что вы всякий раз в одном и том же платье; они зарабатывают деньги, выдают замуж своих дочерей и этаким снисходительным тоном говорят о вас: «Что ж, это вполне приличная семья». Свое положение в обществе госпожа Пупарден унаследовала от предков и изо всех сил стремилась передать его потомкам. Деньги были не единственным средством сохранить положение в обществе. Были и другие: например, передаривать цветы или конфеты, которые ей изредка посылали, или копировать для дочери фасоны платьев знаменитых домов моделей (увы, старомодные кружева сразу делали их смешными), или самой готовить обед для гостей (хотя потом ее бархатный корсаж весь вечер вонял подгоревшим жиром). Но если бы ее, не приведи господь, пожалели, госпожа Пупарден умерла бы со стыда: еще бы, оказаться не на высоте своего положения…

Восемь двадцать три: господин Пупарден выходит из автобуса, смотрит сначала налево, потом направо, переходит на ту сторону улицы и оказывается у своего «министерства». Он приветствует рассыльного, храброго малого, потерявшего на войне руку, а заодно и всю свою приветливость: «Добрый день, мсье Эмиль». (Оказывается, господин Пупарден присюсюкивает.) Эмиль отвечает невнятным бурчанием и смотрит на часы. И так каждое утро уже более десяти лет — господину Пупардену это действует на нервы. «Какими злыми бывают люди», — сокрушается он.

В конторе их пятеро: начальник, он сам, его коллега Вотрье, Эмиль и мадемуазель Тереза, секретарша весьма почтенного возраста — похоже, она появилась на свет задолго до изобретения пишущей машинки. Впрочем, машинки в конторе нет: вся работа заключается в хранении архивов, в переписывании карточек и в приеме посетителей, которым может понадобиться та или иная справка. Но посетители появлялись так редко, что в конце концов их стали выпроваживать как непрошеных гостей, — так поступают старики торговцы: им лучше растерять покупателей, но сохранить свои запасы. Работа с карточками — выполняй ее все с должным усердием — занимала бы не больше месяца в году, поэтому они стараются работать как можно медленней. Утро