Буба [Роберто Боланьо] (fb2) читать постранично, страница - 4

нас шли из рук вон плохо, и после десятка провальных игр мы находились где-то в середине таблицы и скорее могли скатиться еще ниже, чем подняться наверх. По правде сказать, я не знаю, зачем подписали контракт с Бубой. По моим прикидкам, это сделали в ответ на критику, с каждым разом все более громкую, со стороны наших собственных болельщиков, но такое решение, по крайней мере в теории, выглядело полной глупостью. Чего все ожидали, так это немедленного контракта с кем-нибудь, кто бы мог прикрыть мое место, иными словами, все ждали, что будет взят крайний, а не полузащитник, потому что у нас уже был Перкутти, но руководство обычно ведет себя по-идиотски, вот они и купили первого, кто подвернулся под руку, – так появился Буба. Многие полагали, что план был такой: сперва дать ему поиграть в дубле, который в ту пору был погребен во втором дивизионе Б, но агент Бубы заявил, что об этом не может быть и речи, что в контракте все определенно прописано – Буба будет играть в основе или не будет играть вовсе. Так мы оба и жили в нашей квартире рядом с тренировочным полем, он каждое воскресенье протирал штаны на скамейке запасных, а я восстанавливался после травмы и страшно маялся – да что я вам буду рассказывать! А еще мы с ним были самыми молодыми, как я вам уже говорил, а если не говорил, то говорю сейчас, хотя по этому поводу тоже много чего болтали. Мне тогда исполнилось двадцать два года, и тут все вроде как ясно. Про Бубу утверждали, что ему девятнадцать, хотя на вид можно было дать и полных двадцать девять, и, разумеется, нашелся шутник репортер, написавший, что руководство клуба было обмануто, что на родине Бубы свидетельства о рождении заполняются по заказу получателя, что Буба не только на вид старше официально указанного возраста, но и в реальности, а значит, в конечном итоге и весь контракт с ним можно назвать чистым надувательством.

По правде сказать, у меня на сей счет определенного мнения не было. К тому же в общем и целом жить вместе с Бубой оказалось не так уж и сложно. Иногда вечером он запирался в своей спальне и включал музыку – все эти вопли и стоны, но ведь даже к такому можно привыкнуть. Мне, например, нравилось запускать на полную громкость телевизор, который я смотрел до самого утра, и Буба, насколько помню, никогда не жаловался. Сперва общение несколько буксовало из-за его трудностей с языком, и мы по большей части объяснялись жестами. Но вскоре Буба начал кое-как осваиваться с испанским, так что иногда по утрам, за завтраком, мы даже обсуждали фильмы – это всегда была одна из моих любимых тем, – хотя на самом деле Буба особой разговорчивостью не отличался, да и кино мало его интересовало. На самом деле, как мне сейчас вспоминается, Буба был довольно молчаливым. И не от робости, не от того, что боялся попасть впросак, нет, Эррера, знавший английский, однажды сказал мне, что никакой загадки тут искать не стоит – просто Бубе сказать нечего. Сумасшедший Эррера. И ведь какой симпатичный! И к тому же отличный друг. Сколько раз мы вместе отправлялись вечером гулять. Эррера, Пепито Вила, который тоже был в резерве, Буба и я. Только вот Буба всегда молчал, просто глазел по сторонам с безразличным видом, и хотя Эррера иногда брался его вроде как опекать и начинал разговаривать с ним по-английски, а Эррера вполне бегло говорил по-английски, африканец отделывался общими фразами, словно ему страшно лень рассказывать что-то о своем детстве и о своей родине, а уж тем более о своей семье, так что Эррера даже пришел к убеждению, что в детстве с Бубой наверняка случилось что-то дурное, поэтому тот так упорно отказывается рассказать хоть самую малость о своем прошлом, словно кто-то сровнял с землей его деревню, рассуждал Эррера, который был и остался леваком, или на его глазах убили отца, мать, братьев и сестер и он хочет стереть из памяти те годы, что было бы вполне логично, если бы догадки Эрреры попали в точку, но на самом деле, и это я всегда знал, всегда чувствовал, Эррера ошибался, Буба говорил мало потому, что таким уродился, и только этим все и объяснялось, а вовсе не тем, счастливыми или злосчастными были у него детство и юность: жизнь Бубы была окружена тайной, потому что Буба был таким, каким был, – вот и все.

В любом случае дела тогда у нашей команды шли отвратительно, и Эррера с Бубой, казалось, так и будут до конца сезона сидеть на скамейке, а я – восстанавливаться после травмы, так что любая провинциальная команда легко обыгрывала нас на нашем собственном поле. И вот именно тогда, когда дела шли хуже некуда, когда падать ниже тоже было уже некуда, когда получил травму Перкутти, – тренеру не оставалось ничего другого, как выпустить Бубу. Помню все так, словно это было вчера. Играть предстояло в субботу, и на четверговой тренировке во время случайного столкновения с Палау, центральным защитником, Перкутти повредил себе колено. Тогда во время пятничной тренировки тренер поставил вместо него Бубу, и мы с Эррерой сразу поняли, что в субботу его выпустят на поле.

Вечером мы