Удача Незамай-Козла [Василий Иванович Немирович-Данченко] (fb2) читать постранично, страница - 3

рискнут шеей… Он утащит её в горы, оттуда заберётся в такую глушь, где его никто-никто никогда не отыщет… Построит ей посреди дремучего леса саклю… Станет для неё охотиться… У него, ведь, пророк Магомет, а не Исса! Ну, его поймают… Будут судить, расстреляют. Что ж, — всё одно! Не боится он ни того, ни другого… И если там, — поднял он голову вверх, — Исса спросит, зачем он сделал это, он, Амед, ответит ему: «Отчего же Ты не устроил всё так, чтобы мы были счастливы?..» Но нет… Будущее ещё далеко. Все его любят. Сам Брызгалов называет его сыном. Зачем загадывать? И он тихо запел про себя елисуйскую песню:

— Это вы, Амед, поёте? — спросил его Кнаус издали.

— Я… — сконфузился юноша.

— Шли бы вы спать… Вечером, ведь, дело у вас.

Елисуец сообразил, что совет был хорош, и отправился в свою комнату. Тут он первым делом совершил намаз, причём вместе с пророком Магометом поминал и Иссу, не знал только, как назвать его — Богом или тоже пророком, и, наконец, остановился на словах: «Ты, Исса, о Котором говорила мне Нина»… У горцев крепкие нервы. Несмотря на все потрясения этого дня и ожидавшую его ночью страшную опасность, он заснул быстро и крепко. Так крепко, что, когда в девять часов вечера пришёл его разбудить Левченко, старому солдату удалось сделать это с величайшим трудом… Проснувшись, Амед долго оглядывался, не понимая, где он, и что с ним, и, только очнувшись совсем, понял, что его зовёт комендант поужинать…

— С голодным брюхом, кунак, — и дела не справишь! — пояснил ему Немврод Самурского укрепления.

— Разве есть надо каждый день? — улыбаясь, спросил Амед.

— Это только у вас, у гололобых, — проворчал Левченко, — напился воды и сыт. Русскому и на зубы надо чего-нибудь…

Амед оделся щёгольски. Сегодня он шёл на дело как на праздник… Ему почему-то казалось, что сделай он всё, чего ждут от него, — офицерские эполеты неизбежно заблестят на его не по летам широких плечах.

— Здравствуй, молодчинище! — ласково встретил его Брызгалов.

Незамай-Козёл был уже здесь. Он казался сегодня мрачным и серьёзным. Обычных шуток не было; даже на вопрос Степана Фёдоровича, желавшего развеселить его: «А ну-ка, братец, расскажи, как ты танцевал мазурку у наместника в Тифлисе!» — Незамай-Козёл только повёл на него глазами и опять весь ушёл в какую-то думу.

— Ей-Богу, — недовольно проговорил Брызгалов, — не знай я вас за храброго офицера, — я бы подумал, что вы трусите…

— Нет… Не трушу, — тихо проговорил Незамай-Козёл, — а только зеркало моё… Знаете, что я выписал?..

— Ну?..

— Хай ему чёрт, — треснуло сегодня…

— Неужели вы верите?..

— А как же не верить, коли все говорят…

— Нашли о чём!.. — засмеялся Брызгалов.

— А впрочем, — вдруг улыбнулся Незамай-Козёл, — о чём мне тужить?.. Если и помру, слава Те, Господи! Никого у меня ни впереди, ни позади. И плакать некому, а помолиться за душу может вся крепость!..

— Все под Богом ходим! — ответил на это Брызгалов. — Значит, баста!

Старые друзья, молча, пожали руки друг другу… Только, уже прощаясь, Незамай-Козёл вместо прежних вывертов, просто подошёл к Нине и попросил у неё:

— Матери я не помню, сестры не знаю… Перекрестите меня, Нина Степановна, и за мать, и за сестру!..

Та, едва сдерживая слёзы, благословила его…

— И меня тоже! — тихо и краснея, прошептал Амед…

— А вы верите? — ещё тише спросила его Нина.

— Не знаю… Только думаю, — это принесёт мне счастье…

Но горец сказался в нём. Когда Нина исполнила его желание, он выпрямился и с блистающими глазами восторженно проговорил ей:

— Ну, Нина Степановна, я вам сегодня такого коня у самого Шамиля украду!.. — и выбежал радостный и счастливый…

Незамай-Козёл зашёл к себе на одну минуту. Охотники выстроились за крепостными воротами. Это всё были старые кавказцы на подбор, некоторые помнили Ермолова и вместе с ним ходили в горы, другие — участвовали в Даргинской экспедиции, третьи — в Чечне и Дагестане обстрелялись так, что свист пуль на них производил не более впечатления чем шум горного ветра в ущелье. Простые, бесхитростные лица. Незамай-Козёл знал их всех, и все его знали. Он и говорить с ними не говорил, — просто снял шапку и поклонился им, по старому кошевому обычаю, и коротко спросил только:

— Помолились?

— Точно так! — тихо ответили ему те…

Так же спокойно как всегда смотрят их лица, так же ровно дышат груди.

«Помолились… Славу Богу… Сподобил Господь!» — вздохнул про себя Левченко и прибавил:

— Теперь и помирать не страшно… За веру Христову!..

Мехтулин молодцом