погибла внутри и около синагоги». Покончив с евреями, «принялись за поляков». «Между тем, состоятельные евреи были приведены в ратушу, где им предложено было спасение, если они отдадут свое имущество. Но после того, как они принесли требуемое, их выбросили из окон ратуши.» Способ откупиться от насильников среди еврейства весьма распространен и обычно действует безотказно. Однако в Умани он по каким-то причинам не сработал. Очевидно, и на еврейское золото бывает проруха, когда на его пути встречаются такие личности, как Томас Торквемада или Иван Гонта. Судьба богатых уманских евреев… повисла в воздухе, ибо непонятно: погибли они или нет? Ратуши больше двух этажей не имели.
Все «еврейские» цифры жертв «Уманской резни» хорошо обнулены: 3000, 20 000, 30 000, 50 000, 60 000 и ещё раз 20 000 (убежавшие из Умани) – и не предполагают вхождения в какие бы то ни было подробности. Проверить данные «ЕЭ», а тем более «сообщения очевидца», независимым источником весьма затруднительно, поскольку такового не существует (польские источники нам недоступны). Говорят, «бумага всё стерпит», и это тем более верно, когда евреи сообщают о своих жертвах от рук всевозможных «антисемитов». Тщетно было бы взывать к разумному осмыслению Мазусом событий 1768 года в Умани. По его логике масштабное крестьянское восстание против польских помещиков, конфедератов и арендаторов суть предтечи-копии будущего Холокоста: гайдамаки ни о чём больше не думали, как только погубить побольше – и всех подряд! – «жидов». Но это не так. И чтобы убедиться в этом, самое время обратиться к творчеству выдающегося украинского поэта Тараса Григорьевича Шевченко.
«Гайдамаки»
Испокон веков Украйна
Не знала покоя,
По степям её широким
Кровь текла рекою.
Т.Г. Шевченко
Поэма Т.Г. Шевченко «Гайдамаки», опубликованная в Петербурге в 1841 году и посвящённая как раз событиям 1768 года на Правобережной Украине, написана через семьдесят лет после народного возмущения со слов свидетелей и участников последнего и, в частности, по рассказам собственного деда, Ивана Андреевича Швеца, функционера «Колийвщины». Произведение, таким образом, представляет собой довольно объективную картину крестьянского восстания, вызванного национальным и религиозным гнетом со стороны поляков. «Если старые люди врут, то и я вместе с ними»,- писал Тарас Шевченко. Поэт и сам родился (в 1814 году) в центре гайдамацкого движения, в селе Кириловка Звенигородского уезда Киевской губернии, что неподалёку от Умани, и, таким образом, у Тараса Григорьевича, как и у И. Мазуса, был свой, особый интерес к событиям на Правобережье.Поэма начинается с описания стачки поляков и евреев против коренного населения: «лях и жидовин» Сговорились, чтобы грабить вместе. Что хотели, то творили, Церковь осквернили. А вот шинкарь Лейба от всей души измывается над работником, сиротой Ярёмой: Ярёма, герш-ту, хам ленивый, Веди кобылу, да сперва Подай хозяйке туфли живо, Неси воды, руби дрова. Корове подстели соломы, Посыпь индейкам и гусям. Да хату вымети, Ярёма. Ярёма, эй! Да стой же, хам! Как справишься, беги в Ольшану - Хозяйке надо. Да бегом!. (Здесь и далее перевод А.Т. Твардовского; «герш-ту» (евр.) – слышишь, ты). Пока Ярёма побежал в Ольшану (а делает он это с удовольствием, ибо там живет его возлюбленная Оксана), автор заглядывает в корчму – чем там занимаются обитатели? Хозяин Лейба, по прозвищу «Чёртов кошелёк», «считает монеты», хозяйка, по имени Хайка, и дочь спят на перинах. Но сон тревожный. И точно: стук в дверь, и в дом врываются так называемые конфедераты, т.е. поляки, провозгласившие себя «независимыми» от центральной власти, чтобы творить дела, не пачкающие оную. Им надо, как всегда, – женщин, вина, денег. Дочь свою корчмарь успел спрятать, вина поставил, а вот денег: нету, нету, нету… Оскорбления, унижения, издевательства над бедным евреем не знают пределов – он и сам вертится, угождает, уничижает себя, но денег не дает. Поляки перемежают свои угрозы пением гимна, в котором, то ли по глупости, то ли по пьяни, кроме первых строчек ничего не знают: My zyjemy, my zyjemy, Polska nie zginela.И Лейба находит выход: неподалёку, в Ольшане, живёт ктитор – церковный староста православного храма, и у него есть деньги. «Собирайся!» – скомандовали конфедераты и поскакали в Ольшану. Ворвались в хату ктитора и начали бесчинствовать; а «пёс-шинкарь» притаился в углу. И вот она – первая анафема автора поэмы в адрес поляков: …Да падёт проклятье На их мать родную, что их зачала, На тот день, в который собак родила. Связали старосту, бьют, пытают горячей смолой, но денег никак от него не добьются. Старик не вынес адской кары, Упал бедняга.
Последние комментарии
1 день 14 часов назад
1 день 14 часов назад
1 день 15 часов назад
2 дней 3 часов назад
2 дней 3 часов назад
2 дней 3 часов назад