Судьба (книга третья) [Хидыр Дерьяев] (fb2) читать постранично, страница - 2

мир, и дети его лишены слуха к добру. Сказано: чем идти к скупым баям, лучше идти к милостивым горам. Немного земли у пас было, а и зерна я с неё на год собирал, и сена для скота. Нужда заставила к Бекмурад-баю пойти, а он что сделал? Землю взял, а заплатил столько, что на два месяца не хватило! Где его совесть, где честь, где вора? Так я аллах наказал сыновьям Адама обходиться с ближним своим?

— Потеряли люди страх перед богом, — согласилась Амангозель-эдже. — Из-за корысти волками стали, друг друга в горло укусить норовят.

Некоторое время царило молчание. Амангозель-эдже бессмысленно шевелила щепочкой холодный пепел в очаге, а Абадан смотрела на иссохшую руку отца, поглаживающую кошму. Вот пальцы снова нащупали сухую крупинку, поднесли ко рту.

— Папочка, что ты жуёшь? — голос Абадан дрогнул. — Не надо, потерпи!.. — У неё перехватило горло, и она больно прикусила губу, чтобы не разрыдаться.

Оставив её слова без внимания, Аннагельды-уста глотнул н сказал ровным голосом, словно разговаривал сам с собой:

— За бесценок взял нашу землицу Бекмурад-бай. Даром отнял. Сухану Скупому предлагал я её. Говорит: «Если это земля по ту сторону арыка с ивами, то мне её и даром не нужно». Почему не нужно? Разве по ту сторону арыка не такая же добрая земля, как по эту сторону? Солончак там? Или змеи живут? Нет, просто они заранее поделили уже между собой все наши земли… Эх, доченька, родиться бы тебе парнем! Наказал бы я тебе отблагодарить Бекмурад-бая саблей на шее — это были бы мои последние слова перед смертью.

Снова наступило молчание. Мать и дочь сидели неподвижными изваяниями, и только тяжёлый вздох вырывался порой то у одной, то у другой — немыми сделала людей тяжкая, беспросветная жизнь, сожгла их сердца, обескровила, иссушила желания.

— Я муки немного принесла вам, — сказала наконец Абадан. — Ты, мама, посиди, а я пойду затируху сделаю.

Не успела она выйти за порог, к ней подбежала девочка лет десяти-одиннадцати.

— Тётя Абадан, вас бабушка Кыныш зовёт! Сказала, чтобы вы сразу пришли — она ждёт.

— Что там? — выглянула из кибитки Амангозель-эдже.

Абадан пожала плечами:

— Кыныш-бай я зачем-то понадобилась.

— Сходи, доченька. Если зовёт, надо сходить.

— Какие у меня могут быть с ней дела?

— Кто знает. Может, работу какую поручить хочет, хлебом заплатит — она богатая.

Абадан ещё раз пожала плечами, но всё же пошла.

Кыныш-бай, растянув безгубый рот в некое подобие улыбки, встретила гостью приветливо.

— На пользу тебе замужество пошло, Абадан-джан, совсем на пользу. Вон как ты похорошела, любые украшения подойдут тебе. Давненько я тебя не видела, кажется, с тех пор, как ты вышла замуж.

— Должно быть, так, — кивнула Абадан.

— Я ведь из дому никуда не выхожу, — продолжала Кыныш-бай. — Ноги уже не держат. Оказывается, самым страшным врагом человека старость является. Пока не пришла, думаешь, что далеко ещё, а оглянешься — она на почётном месте сидит. А тебе в самую пору гулять. Гуляй, милая. Молодость, она как молния — сверкнула раз и погасла. Да и времена тяжёлые наступили. Посмотришь кругом — как будто молодёжи нет: никто не женится, никто замуж не выходит. Прогневился на нас аллах за грехи наши, посылает людям испытания, чтобы укрепить веру, вернуть заблудших на путь истины.

Дряхлая и обрюзгшая, она кивала крючковатым носом, словно склёвывала каждое слово, вытягивала морщинистую, как у стервятника, шею, всматриваясь в лицо молодой женщины. Абадан слушала молча, глядя на пламя жарко горящего в оджаке саксаула.

Кыныш-бай отодвинула от огня закипевшую тунче. Кряхтя и постанывая, повернулась к стоящему за спиной шкафчику. Заварив четыре чайника чаю, два из них поставила поближе к оджаку, один подвинула к Абадан и развернула сачак, на котором лежали сладости, свежий пышный чурек, стояла миска с каурмой.

— Ешь, милая, не стесняйся, — поощрила она Абадан и, подавая пример, первая начала чавкать, растирая хлебный мякиш беззубыми дёснами.

Абадан с удовольствием поела бы мягкого чурека с каурмой и салом, но, не желая ронять своего достоинства, только слегка, для приличия, отведала предложенное угощение и вытерла рот.

— Ешь, милая, ешь! — настойчиво пичкала её Кыныш-бай.

— Я уже поела, — сказала Абадан, — спасибо, пусть не иссякает ваше богатство.

— Что же ты поела! Воробей, и тот больше ест! Бери вот сало, ешь — свежее сало.

— Спасибо, у меня нет аппетита. Я только что недавно покушала.

— Даже тёплого чурека не поела! — с сожалением сказала Кыныш-бай и, завернув чурек в скатертку, отодвинула его в сторону. — Как у вас с зерном, милая?

— Слава аллаху, есть ещё немного, — ответила Абадан.

— До жатвы дотянете?

— Постараемся. Если не дотянем, то, может быть, совсем! немного.

— Говорят, твой муж, Клычли, у русских работает. Хорошо зарабатывает, видимо?

— Нам хватает.

— Ну, если у русских работает, то голодать не будете. Недаром говорят: «От богатого богатство пристанет, от