затруднительных случаях, ибо иной раз правительства можно уподобить простым смертным: самые слабые оказываются наиболее жестокими. Впрочем, группы Соратников Негу уже начали распадаться. Люди, возглавлявшие эти удалые банды, — Дебос, Астье, Бари, Ле Кок, Дабри, Дельбульб, Сторкенфельд — сложили головы на эшафоте или в стычках. Осужденные не могли надеяться, что их выручит какой-нибудь дерзкий налет; обескураженные безумцы в ту пору даже не способны были бороться за свою жизнь и равнодушно кончали с собой, как это сделал Пиар в конце веселой пирушки, избавляя от трудов правосудие или мстителей. Наших грабителей ожидала смерть.
Их кассация была отвергнута; но представители правосудия отнюдь не первыми узнали об этом. Три ружейных выстрела у стен тюрьмы предупредили осужденных. Комиссар Директории, представитель прокуратуры в суде, испугался, убедившись, что население поддерживает осужденных, и вызвал наряд жандармов, которыми в то время командовал мой дядя. В шесть часов утра шестьдесят всадников выстроились перед воротами тюремного двора.Тюремщики надежно вооружились, прежде чем войти в камеру, где находились эти четверо несчастных. Накануне вечером они покинули преступников со скрученными руками и ногами и скованными тяжелыми цепями; но теперь тюремщики не могли с ними справиться. Заключенные оказались свободными от цепей и вооруженными до зубов. Они беспрепятственно вышли из камеры, заперев своих стражей на все замки и засовы. Завладев всеми ключами, они быстро прошли по тюрьме до самого двора. Народ, столпившийся перед воротами, с ужасом взирал на них. Они были обнажены до пояса, чтобы обеспечить себе свободу движений или чтобы иметь устрашающий вид, подтверждая свою репутацию отчаянных храбрецов; но, может быть, они просто не хотели, чтобы кровь бросалась в глаза на белом полотне, выдавая судорожные движения смертельно раненного человека. Лямки, перекрещенные на груди, ножи и пистолеты за широкими красными поясами, яростные крики, с которыми они шли в бой, — все это казалось чем-то фантастическим. Выйдя во двор, они увидели неподвижный развернутый строй жандармов, который немыслимо было прорвать. На минуту они остановились и, казалось, совещались между собой. Лепретр, который, как я уже упоминал, был старшим и главенствовал над ними, движением руки приветствовал пикет и проговорил со свойственным ему благородным изяществом:— Браво, господа жандармы!Затем он подошел к товарищам, горячо простился с ними навеки и выстрелил себе в висок. Гюйон, Амье и Ивер заняли оборонительную позицию, наведя свои двуствольные пистолеты на боевой отряд. Они не стреляли, но жандармы восприняли эту демонстрацию как враждебный акт. Раздался залп. Гюйон упал, сраженный насмерть, на неподвижное тело Лепретра. У Амье было перебито бедро около самого паха. В «Биографии современников» сообщается, что он был казнен. Многие мне рассказывали, что он испустил свой последний вздох у подножия эшафота. Оставался один Ивер. Его отвага и самообладание, пылающий гневом взор, пистолеты, которыми он умело и ловко орудовал, угрожая солдатам, — все это наводило на зрителей ужас. Но они с каким-то невольным отчаянием восхищались красивым юношей с развевающимися волосами, который, как было всем известно, никогда не проливал крови, но должен был по приговору правосудия искупить кровью свою вину. Он попирал ногами три окровавленных тела и напоминал волка, затравленного охотниками. Зрелище было так ужасно и необычно, что на минуту остановило яростный порыв солдат. Приметив это, он пошел на переговоры.— Господа! — крикнул он. — Я иду на смерть! На смерть! Я жажду ее! Но пусть никто ко мне не приближается, а не то я вмиг уложу любого, если только это не будет вон тот господин, — добавил он, указывая на палача. — Это уже наше с ним дело, и мы знаем, как к нему приступить.Согласие было нетрудно получить, ибо все присутствующие страдали от этой затянувшейся страшной трагедии, всякому хотелось, чтобы она поскорее пришла к концу. Увидев, что его условия приняты, Ивер взял в зубы один из пистолетов, выхватил из-за пояса кинжал и вонзил его в свою грудь по самую рукоятку. Он остался стоять и, казалось, был сам этим удивлен. Солдаты хотели было ринуться на него.— Потише, господа! — крикнул он, снова схватив пистолеты и направляя их на жандармов. (Между тем кровь хлестала потоками из раны, где торчал кинжал.) — Вы знаете мои условия: или я умру один, или со мной умрут еще двое. Вперед!Его никто не остановил. Он направился прямо к гильотине, поворачивая нож у себя в груди.— Честное слово, — воскликнул он, — я живуч как кошка! Никак не могу умереть. Выходите уж сами из положения!Эти слова были обращены к палачам.Через минуту упала его голова. Благодаря чистой случайности или в силу поразительной живучести юноши она подпрыгнула, откатилась далеко от гильотины, и вам еще сейчас расскажут в Бурке, что голова
Последние комментарии
11 часов 41 минут назад
12 часов 16 минут назад
13 часов 9 минут назад
13 часов 14 минут назад
13 часов 26 минут назад
13 часов 39 минут назад