Здравствуй, Чапичев! [Эммануил Абрамович Фейгин] (fb2) читать постранично, страница - 2

хлопнул в ладоши и крикнул:

— Мальчик, прибор!

Вот тогда я и увидел впервые Яшу Чапичева. Ему было, наверное, в то время лет тринадцать, а то и все четырнадцать, но выглядел он десятилетним. Я даже возмутился про себя: «Ну и гад этот Ветросов: такого маленького эксплуатирует». Мальчик подал хозяину прибор с горячей водой и встал у двери, ведущей в темную боковушку, где сердито шипел примус.

Я с интересом принялся разглядывать мальчика, удивляясь тому, что ни разу не видел его на джанкойских улицах. А он был очень приметен и необычен, этот худенький, костлявый заморыш. Такого раз увидишь и уже никогда не забудешь. Неисчислимое количество черных, отливающих синевой колечек украшало его голову. И все одного размера, на один фасон, одно к другому. Каракуль — и только. Но еще сильнее удивили меня глаза мальчика. Большие, черные, блестящие, они казались еще более огромными, потому что лицо у него было тогда маленькое, изможденное, бледное.

Яша стоял у двери, то и дело подтягивая сползавшие штаны. А на них тоже стоило поглядеть. Материалом для них послужил мучной мешок. На правой штанине можно было прочитать напечатанную несмываемой черной краской фамилию арендатора паровой мельницы Крутоярского.

Мальчику, видно, надоело стоять на одном месте. Неслышно ступая босыми ногами, он подошел поближе к зеркалу и отразился в нем во всем своем великолепии. Усатый клиент выпучил от удивления глаза и, словно не веря тому, что увидел в зеркале, быстро обернулся. Реальный, живой Яша удивил его еще больше, чем отраженный в зеркале. Усатый не удержался, фыркнул, и пушистая мыльная пена, которой были покрыты его губы, разлетелась во все стороны. Парикмахер рассердился. И конечно, на мальчика.

— Яшка, не егози! — строго прикрикнул он.

Яша так же неслышно отступил к двери.

— Ты где выкопал этого цыганенка, Ветрос? — спросил усатый.

— А он не цыган, он француз, — сказал Ветросов.

Усатый зашелся смехом:

— Хранцуз! Хранцуз! Ох и шутник ты, Ветрос!..

Я тоже рассмеялся. Никогда еще я не видел французов, но представлял их себе иными. Какой же это француз? Парикмахер, конечно, пошутил.

Мальчик презрительно скривил шершавые, обветренные губы. Он даже не взглянул на меня, но я тотчас же перестал смеяться.

Некоторое время он стоял спокойно. Но вдруг быстро расстегнул ворот и полез рукой под рубаху, пытаясь почесать какое-то труднодоступное место на спине. Когда это ему не удалось, он, нисколько не смущаясь, всласть почесался о дверной косяк. Даже заулыбался от удовольствия.

— Ты что чухаешься, как шелудивая свинья? — набросился на него Ветросов. — Что у тебя, короста?

— При чем тут короста? — ответил мальчик. — Надо было почесаться, вот и почесался. Я потный, а вы тут волосьев настругали. У меня даже во рту волосья.

— Опять рассуждаешь! — возмутился Ветросов. — Я тебя чему учу: мыться надо чаще.

— Я моюсь.

— Знаю, как ты моешься! Гляди, еще заразу занесешь мне в салон. Для парикмахера чистота — первый закон. Ты куда девал мыло, которое я тебе дал?

— Сестрам подарил. Они девчонки, им нужнее.

— Вы только посмотрите на него! Он своим сестрам за мой счет подарки делает. Я ему мыло для чистоты, а он… Целыми днями чумазый ходит, смотреть тошно.

— Я не чумазый, — возразил Яша. — Я смуглый.

— Опять рассуждаешь! Забыл, как надо с хозяином разговаривать?

— Забыл, — сказал мальчик.

Ветросов даже взвизгнул от злости:

— Уйди с моих глаз. У-у, цыганская морда.

Яша недобро усмехнулся и не спеша удалился в боковушку. Стало слышно, как он орудует примусным насосом.

— Не слухает он тебя. Не дело это, — сказал усатый.

— Да, непослушный, — сокрушенно вздохнул парикмахер.

— А держишь.

— Держу. Забавный очень. И пляшет, и поет. Умора. Ей-богу, умора. И главное, ничему не учился. Даже азбуки русской не знает.

— Ишь ты, — поразился усатый. — А ну, пусть спляшет. Я этому делу сам любитель.

— Яшка! — крикнул парикмахер. — Поди сюда, Яшка, спляши! Клиент посмотреть желает.

Яша пришел на хозяйский зов не сразу: некоторое время он еще накачивал примус. Потом, выйдя из боковушки, протянул к усатому руку ладонью вверх.

— Тебе чего? — спросил клиент.

— Пятачок. Пятачок за ваше удовольствие.

— Ну, за это не беспокойся, — заверил его усатый. — Я тебе не то что пятак, гривенник отвалю. Ты только спляши.

Мальчик засеменил босыми ногами, сначала лениво, как будто без всякого интереса, но вдруг вскрикнул гортанно, взмахнул худыми руками, словно крыльями, и закружился в таком неистовом танце, что у меня в глазах зарябило.

— Вот это оторвал! — одобрил усатый, когда танцор остановился, небрежно склонив свою курчавую голову.

— А еще что умеешь?

— Петь умею.

— Так спой. Гривенник тебе обеспечен, не бойся.

Яша подбоченился, вскинул голову и запел. Голосок у него был не ахти какой — ломкий, хрипловатый, но пел он лихо. Первую песню я не запомнил, в памяти