Парадокс Ферми [Мария Васильевна Семенова] (fb2) читать постранично, страница - 2

никогда не подводивший тягач и лишь досадливо мрачнел, наблюдая, какими сиротками, причём год от года всё больше, смотрелись на дороге изделия отечественного автопрома. Спрашивается, на что мы когда-то устраивали шведам Полтаву, а немцам — Сталинград, если теперь у них «Вольво» да «Мерседесы», а у нас — «КамАЗ»?.. «Хорошо бы у Оси Яковлевича всё рассосалось, он мужик не гнилой. А насчет „Кактуса“ ещё надо будет подумать. Оно мне надо — шило на мыло менять?..»

Дорога между тем радовала. Погожий день, уверенный говорок двигателя, трасса «Дон», невесомые салфетки за спиной… А главное, в рации только предложения насчёт попутного груза да изредка далёкие голоса, значит, впереди всё спокойно. Это тебе не десять лет назад на дорогах бандитского в ту эпоху Поволжья, в гололёд, на «КамАЗе» да с перегрузом. Когда напарника мотает в гамаке, когда в любой момент могут появиться разбойнички, а чтобы запустить промёрзший двигатель, в солярку опускают зажжённую лампу от фары…

Ну вот, сглазил. В канале отрывисто раздалось:

— Мужики, внимание. За Ступино, где знак «семьдесят», машинка работает…

Петрович поймал краем глаза ухмылку пассажира и после Ступино сбросил скорость, однако не помогло — фуру всё равно остановили.

— Почему превышаем? — не представившись, спросил тощий лейтенант и показал радар, на котором красовалась весьма криминальная цифра. — Ну?

«Баранку гну», — подумал Петрович, но вслух сказал:

— Не согласен. Шёл ровно семьдесят по спидометру, так что пошли писать протокол.

— Что? — У лейтенанта, похоже, разом заболела половина зубов. — Время лишнее появилось?

— Ну нету у меня денег, — широко улыбнулся Петрович. — Пиши протокол, пускай хозяин оплачивает.

— На месте был бы полтинник, а так…

— Вот вся моя наличность. — Петрович достал мятый червонец. — Пошли писать.

— Ладно, — махнул рукой инспектор. — Давай.

— Э, последние гроши забираешь, начальник. Нехорошо, — покачал головой Петрович. — Пошли оформлять.

— Езжай, — с ненавистью посмотрел на него лейтенант. — Учти, я тебя запомнил.

— Учёл, счастливо оставаться, — кивнул Петрович. Закрыл окно и кивнул пассажиру. — Вот так, Андрей Владимирович, и бьёмся.

И опять понеслась навстречу лента шоссе — трасса М4 жила обычной повседневной жизнью: катились шустрые легковушки, плыли автобусы, тянулись неспешные лесовозы. И конечно, свои — «Американцы», «Скамейки», «Татары».^[6] Из Новороссийска и Геленджика везли в Москву дары турецкой земли, а уж из Москвы развозили потоками абсолютно всё — столица от щедрот своих делилась с регионами.

— А вот и ягодки начинаются, — вздохнул Петрович, привычно вкладывая в права сто рублей. — Впереди пост ДПС. Думаю, без билета в Большой театр не обойдется.

— Билета? — оглянулся пассажир. — Какого билета?

— Казначейского, — хмыкнул Петрович. — На котором Большой театр нарисован.

Предчувствие не обмануло. По знаку чёрно-белого жезла пришлось снова остановиться. На обочине уже маялось полдесятка фур, — похоже, местные гаишники работать по мелочи не привыкли.

— Добрый день. — Подошёл один, крепкий, с «уродцем»^[7] на плече, посмотрел оценивающе и сурово. — Документы.

Какие именно, уточнять не стал.

— Пожалуйста. — Петрович отдал права.

— Что за груз везём? — Инспектор раскрыл права, глянул в сторону, сделал молниеносное движение рукой. — А-а, салфетки… Всё в порядке, счастливого пути.

Поправил автомат и отправился ловить следующую фуру. Строгий такой, решительный и деловитый, как и полагается служителю закона.

— Эти за сто рублей не только родину продадут. — Петрович вздохнул, включил поворотник и посмотрел на соседа. — Хочешь, макет атомной бомбы на спор к самому Кремлю привезу?

— Не, не хочу, боюсь, проиграю, — рассмеялся пассажир, однако глаза у него были злые. — А вот скажи, тёзка, ты-то зачем им деньги даёшь? Нет бы на хрен послать. У тебя что, перегруз? Документы не в порядке? Техосмотр не прошёл?

Зубы у него были крепкие, ровные — проволоку перекусывать.

— Знаешь, как говорят: бешеных собак или стрелять, или с ними не связываться, — тоже показал зубы Петрович. — Был бы у нас порядок, суд да закон, может быть, и послал бы. А так игра всегда в одни ворота. К тому же свинья всегда грязи найдёт. Видишь? — Он ткнул пальцем в приборную доску. — Это тахограф, электронный стукач. Прибор, который всё записывает. Моё время за рулём в том числе. Я работаю без него, хотя это прямое нарушение, а почему, знаешь? Потому что, если по уставу, держаться за баранку мне разрешено в сутки только восемь часов. Из них лишь четыре — не отрываясь. А по выходным, ты не поверишь, я должен, стоя на парковке, отдыхать, калорийно питаться и бороться с гиподинамией, играя в футбол или волейбол. Ну и много я заработаю при таком раскладе? Кто с моим хозяином дело иметь захочет? Нет, Андрей Владимирович, тахограф, может, штука и полезная,