Травень-остров [Алексей Семенов] (fb2) читать постранично, страница - 5

отыскался легче легкого. Посредине поляны след оборвался, будто человек с неба свалился прямо сюда. Песий же след так и не отыскался.

Зорко побродил еще ошую да одесную, только ничего приметного не встретил. Даже если неизвестный был великим прыгуном и мог бы разом махнуть от опушки на середину поляны, все равно повдоль древесной стены не нашлось ни единой отметины о пребывании человека.

«И впрямь с неба свалился, — Зорко оставалось только руками развести. — Будто встречник: с вихрем прилетел, порыскал да обратно вихрем оборотился».

Зорко пошел обратно несолоно хлебавши. Был он предупрежден о всяких дивах, которые в мире есть, но столкнуться с ними в пяти верстах от порога никак не рассчитывал. Оставалось, правда, сомнение в чудесности происходящего: уж черного пса он своими руками трогал — пес как пес, ничем не особенный.

Когда несколько растерянный Зорко опять вышел к росстани, собаки там уже не было. Только красивый ошейник да несколько черных жестких шерстинок лежали у слеги.

«Оборотень! — была первая мысль венна. — Чур меня!»

Однако, поразмыслив, Зорко пришел к выводу, что с ним самим ничего худого, что обычно бывает от оборотня, не приключилось. Да и в самом деле, про все ли чудеса земные людям ведомо? Старик калейс, что захворал поздней осенью и отстал от своего обоза, оставшись зимовать у веннов, рассказывал, как рыбаки-калейсы ходят на морскую путину. И ничего колдовского вроде они не творили, а слушалось все равно как небылица. И наоборот, гость удивлялся и языком цокал забавно, когда ему объясняли даже самые нехитрые лесные уловки и заповеди. «Не все, что странно, приносит зло» — это было главное, что запомнил Зорко из речей старика. По весне дед дождался купеческого обоза с соотечественниками и уехал, научив Зорко за зиму своему языку и любви к никогда не виданному морю.

Вот и сейчас Зорко замешкался только в первый миг. После, не увидев, как и ожидал уже, никаких следов того, что пес ушел с прежнего места обычным для собаки способом, венн напился вкусной студеной воды и без опаски подобрал ошейник. Буквы действительно не походили ни на сольвеннские, ни на письмена калейсов, а схожие узоры видел парень разве что у вельхов поморских. Может, у лесных вельхов такие есть?

Поняв, что далеко сегодня не уйдет, если так вот начнет рассуждать, сидя на слеге, Зорко затолкал ошейник в короб: пускай полежит до Галирада, там объяснят. Потом призадумался: черные собачьи шерстинки блестели на траве у ног. Не слишком, но все же сведущий немного в кудесях, Зорко знал, какую силу имеет волос в руках сильного чародея. Шерсть волчья идет на худые чары; собачья, значит, на добрые. Собрав все шерстинки до единой, Зорко бережно сложил их в кожаную ладанку, а ее спрятал в кошель на поясе.

«Пес не простой, — решил венн. — Я тоже Пес, да не из обычных. Глядишь, и пригодится…»

Родник журчал в камнях, и народившееся солнце уже разогнало предутреннюю дымку. Давно уже не было на слеге Зорко, ничуть не позабывшего за всеми странностями благодарно поклониться ключу, когда из леса, с противоположной бывшей гари стороны дороги вышел большой черный пес с карими глазами и длинным мохнатым хвостом. Зверь принюхался, осмотрелся, зарысил к слеге, снова принюхался. Потом отыскал на траве отвязавшуюся с пояса Зорко бисеринку, коими пояс был расшит, осторожно слизнул ее с земли, спрятал в пасти и быстро ушел обратно в лес.

Глава 2 Правда меча

Шел Зорко и днем, и ночью. Темнота леса не страшила его: те опасности, о которых он знал, венн старался упредить. А те, о коих не ведал, могли нагрянуть равно и ночью, и днем, чему черный пес у росстани был сугубым примером. Иногда он останавливался на ночлег, отходя от дороги шагов на двести, отыскивая прибежище меж корнями дуба или сосны — добрых и надежных гостеприимных деревьев, устраивая себе ложе из травы и травой же и плащом-вотолой укрываясь. Иной раз устраивал дневку, складывая нехитрый шалаш или закрывая ветками, травой и лапником удобную сухую рытвину.

Дорога тянулась и тянулась сквозь леса, проходя временами берегом озерца и мочажины, перебираясь мелким бродом или по мостам через ручьи и речушки, спешащие к Светыни, проходя краем невеликих болотцев и обширных марей.

Лес в зареве-месяце, да и в начале рюеня, от бескормицы сгинуть не даст. Наоборот, всякая тварь перед лютой зимой дожировывает. Медведь, хозяин лесной, и тот еще в берлогу не залег. Зорко не был первым в роду охотником и векшу за сто шагов в глаз не бил, но птицу — куропатку або тетерку — добыть мог. А надо ли одинокому путнику больше? Хитрые грибы к осени тоже устали играть в прятки, и, чуть в сторону от наезженной полосы твердой земли, их можно было как рыбу неводом загребать. Рыба тоже была ленивая, жирная, сонная. Воды начинали стынуть, и прямо с берега, если вододержа была достаточно прозрачна, можно было видеть, как рыбы, пошевеливая плавниками, плавно и степенно ходят меж донных трав, словно