Дело врача [Грант Аллен] (fb2) читать постранично, страница - 5

полные хитрости и страсти, быстро приходили в себя.

— Рискнем ли мы попробовать на человеке? — спросил я осторожно.

Хильда Уайд ответила сразу же, со свойственной ей непреклонной быстротой соображения:

— Да, разумеется! Нужно выбрать несколько… подходящих людей. Сразу можете зачислить в список меня, я не боюсь этого испытания.

— Вас? — воскликнул я, внезапно осознав, насколько она дорога мне. — О нет, только не вы, прошу вас, сестра Уайд. Пусть это будет кто-то другой, чья жизнь не так ценна!

Себастьян холодно взглянул на меня.

— Сестра Уайд выразила желание стать добровольцем. Речь идет о благе науки. Кто осмелится переубедить ее? Помнится, вы жаловались на больной зуб? Я не ошибся? Вот вам отличный повод. Вы хотели удалить его, сестра Уайд? Уэллс-Динтон это сделает. Позовем его сейчас же!

Не колеблясь ни минуты, Хильда Уайд опустилась в кресло и приняла дозу нового обезболивающего, отмеренную в соответствии со средней разницей веса между енотами и существами человеческого рода. По-видимому, моя тревога отразилась на лице, потому что девушка повернулась ко мне, улыбаясь, и сказала со спокойной уверенностью:

— Я хорошо знаю свою собственную конституцию. Поэтому совершенно не боюсь.

Ее успокаивающий взгляд проник в глубину моего сердца. Что касается Себастьяна, он ввел ей препарат столь бестрепетно, словно она была кроликом. Хладнокровие и спокойствие Себастьяна в научных делах издавна были предметом восхищения молодых практикантов.

Пришел Уэллс-Динтон, взялся за щипцы. Ему понадобилось потянуть лишь один раз. Зуб вышел, как будто пациентка была мраморной статуей: ни вскрика, ни движения, как бывает при использовании окиси азота. Хильда Уайд казалась безжизненной.

Стоя вокруг, мы следили за происходящим. Меня трясло от ужаса. Дыхание девушки было едва слышным, казалось, она колебалась между жизнью и смертью. Даже на бледном лице Себастьяна, которое обычно не выражало ничего, кроме сосредоточенного внимания и научного любопытства, я заметил признаки тревоги.

После четырех часов глубокого сна Хильда начала приходить в себя. Спустя еще полчаса она полностью проснулась, открыла глаза и попросила стакан красного вина, чашку крепкого бульона или устриц.

К шести часам вечера она уже была в полной форме и приступила к исполнению своих обязанностей, как обычно.

— Себастьян удивительный человек, — сказал я ей, когда во время ночного обхода зашел к ней в палату. — Его невозмутимость поражает меня. Вы знаете, все время, что вы спали, он наблюдал за вами так, будто ничего особенного не происходило!

— Невозмутимость? — переспросила она тихо. — А не жестокость?

— Жестокость?! — Я был потрясен. — Себастьян жесток? О, сестра Уайд, что за мысль! Да ведь он всю свою жизнь положил на то, чтобы избавить людей от боли. Он — апостол человеколюбия!

— Человеколюбия или науки? Какова его цель: избавить людей от боли — или выяснить, как устроено человеческое тело?

— Да что с вами? Не заходите слишком далеко. Я не позволю даже вам разочаровывать меня относительно Себастьяна! (Услышав «даже вам», она залилась румянцем, и я вообразил, что уже небезразличен ей.) — Никто не пробуждает во мне такого энтузиазма, как он; вспомните же, как много он сделал для человечества!

Хильда испытующе взглянула на меня.

— Я не стану разрушать ваши иллюзии, — произнесла она, помолчав. — Они благородны и великодушны. Но есть ли в их основе что-то кроме аскетического лица, длинных седых кудрей и усов, которые скрывают жестокую складку губ? А она действительно жестока! Когда-нибудь я покажу их вам. Подстричь длинные волосы, сбрить седые усы — и что тогда останется? — Девушка начертила несколькими штрихами профиль на листке бумаги и показала мне: — Вот что!

Я увидел лицо, напоминающее о Робеспьере и революционном терроре, — жесткое, недоброе лицо состарившегося «наблюдателя», которого интересует скорее болезнь (медицинская или социальная), чем больной.

Я не мог не признать, что этот набросок точно передавал самую сущность Себастьяна.

На следующий день мы узнали, что профессор задумал испытать летодин на себе самом. Все сотрудники клиники пытались отговорить его.

— Ваша жизнь драгоценна, сэр! Ею нельзя рисковать ради прогресса науки!

Но профессор был непоколебим.

— Прогресс науки возможен только в том случае, если ученые возьмут дело в свои руки и не пожалеют жизни, — отвечал он сурово. — Сестра Уайд ведь сделала это! Могу ли я позволить женщине превзойти меня в служении физиологии?

— Пусть рискнет, — шепнула мне Хильда Уайд. — Он совершенно прав. Препарат ему не повредит. Я уже говорила, что его темперамент как раз из тех, которые допускают прием этого снадобья. Такие люди редки, но он — один из них!

Дрожащими руками я отмерил необходимую дозу. Себастьян мужественно принял ее и мгновенно уснул, поскольку летодин действовал так же быстро, как оксид азота.

Спал он долго. Мы с