Шмуэль Йосеф АГНОН
МОЛИТВЕННИК МОЕГО ДЕТСТВА
Новый молитвенник отец привез мне с ярмарки. Страницы белые, буквы радуют глаз, переплет восхитительный. Братья мои и друзья мои, семя святое[1] , любимые мои, это — мой молитвенник!
Весь день я не расставался с ним, листал его и листал. Сколько молитв нанизано здесь, в таком маленьком молитвеннике, — субботние и будничные, молитвы новомесячья и Трех восхождений, молитвы Начала года и Дня искупления, ханукальные молитвы и молитвы Пурим. Пресвятой, благословен Он, уместил в моем молитвеннике все дни года.
Взволнованный, сидел я со своим молитвенником в руках. Каждая молитва осеняла меня своим благословением. Субботы и дни праздников изливали на меня свое благоухание, и каждое мгновенье озарялось новым светом. Я чувствовал себя как человек, вступивший в сад, полный сладостных плодов.
Так же, как он срывает плод и ест его, берет его и ест, — так и я беру свой молитвенник и читаю его.
И что я читаю? Я вникаю в ритуал возжигания ханукального светильника.
Почему? Потому что его описание попалось мне прежде всего. И сразу же все буквы молитвенника засияли предо мной, как ханукальные огни, и каждая страница запела: "Твердыня, оплот спасения нашего!.. ”[2] А отец достает из кармана кожаный кошелек и одаряет нас ханукальными монетами, печь в доме пылает, веет запахом левивот[3] , мы идем и садимся за стол. Пока мы сидим, приходят люди с зажженными фонарями в руках, бороды их заснежены, они стряхивают с себя снег и говорят: "Благословенны пребывающие!” А мы отвечаем: "Благословенны входящие!” Они рады подарку, который преподносит им отец, и уходя говорят: ”Да узрим мы в предстоящем году, вместе со всем народом Исраэля, братьями нашими, обновление Священного Храма, вскорости, в наши дни! Амэн!”
Пока они покидают дом, появляются несколько моих приятелей. Они пришли, чтобы поиграть со мной в юлу и в карты, именуемые ”квитлех”[4] , — надписи на них сделаны на святом языке, и во всякие другие игры, в которые играют в Хануку.
Поверьте мне, и по сей день я ощущаю во рту вкус ханукальных левивот моего детства, и вот я уже слышу, как "побивают” Амана. Но позвольте, возможно ли это? На той же странице в моем молитвеннике расположились молитвы праздника Пурим. Властелин мира! Сколько дней, сколько недель, сколько еженедельных чтений Торы отделяют Хануку от Пурима! А составитель этого молитвенника свел воедино Пурим и Хануку! Другой на моем месте возмутился бы уже тем, что он упустил день пятнадцатого швата — Ту бишват — Новый год деревьев, когда едят плоды, которыми славится Земля Исраэля. А я не возмущаюсь — я знаю, что только из любви к детям он не упомянул пятнадцатое швата, — ведь в этот день детей не освобождают от занятий в хэдэре.
Вернемся к Пуриму. Что я могу рассказать вам о Пуриме, чего не знаете вы? Радость порождает радость. Одно доброе деяние, заповеданное нам, влечет за собой другое доброе деяние. "Побивают” Амана и насмехаются над злодеями, едят, пьют, веселятся и посылают подарки друг другу, одаряют нищих, ублажают душу сладостями разнообразной формы и цвета, с великим искусством изготовленными из сахара. Ряженые приходят, уходят и появляются снова: один чернокожий, другой — турок, этот превратился в медведя, а тот — в обезьяну. Даже тот, кто круглый год угрюм, в этот день веселится.
Велика радость Пурима, но вся эта радость длится один день. Судите сами: десять сыновей было у злодея Амана, и все повешены с ним заодно. Аман удостоился того, что благодаря ему стало одним праздником больше, они же этого не удостоились. Ведь рядом с ним они были ничтожны в своем злодействе. И я говорю: он, в глазах которого Исраэль стоил того, чтобы отдать в казну десять тысяч талантов — лишь бы его уничтожить, упаси Б-г, — стоит того, чтобы при его посредстве был дарован праздник. Сыновья же его, для которых Исраэль ничего не стоил, сами не стоят ничего, и потому включены, вкупе с этим злодеем, в эту однодневную радость. Велика радость Пурима, но непродолжительно само празднование. И в противовес ему дал нам Пресвятой, благословен Он, праздник Пэсах, длящийся восемь дней, и каждый его день длиннее предыдущего и теплее.
На небосводе — прекрасное сладостное солнце, черная земля проглядывает сквозь снега. Мир обновляется, хорошеет город, дом наш сверкает чистотой, до блеска начищена кухонная утварь, аромат карпаса и горьких трав наполняет весь дом.
На отце белый шелковый халат, и черная одежда проглядывает из-под него, как черная земля, проступающая среди снегов. Всякий раз, когда я вижу его облаченным в белое, он кажется мне похожим на ангела, стоящего перед Всевышним и возглашающего песнопения и хвалы. Против отца сидит мать, на ее голове шелковый платок. Между ними — мои
Последние комментарии
17 часов 18 минут назад
17 часов 18 минут назад
17 часов 27 минут назад
17 часов 35 минут назад
18 часов 33 минут назад
18 часов 51 минут назад