вместе, а затем сравнить с количеством счастливых часов в жизни почти любого другого человека, то станет ясно, что художник был исключительно счастливый человек. Особенно если прибавить, что ему не пришлось долго и мучительно стареть и болеть: смерть у него была мгновенная, так что он о ней, скорее всего, даже и не узнал. Бомба арабского самоубийцы не искалечила его, не оставила инвалидом, а просто разорвала в клочья.
Молодая отдаленная племянница, которой досталась квартира после смерти художника, получила университетское образование, дважды бывала в европейских странах и понимала, что картины очень плохие. Она взяла себе одно небольшое полотно, не за качество, а за размер, удобный, чтоб положить в дальний ящик, а также из чувства благодарности к полузнакомому человеку, который оставил ей квартиру. Остальные она бережно сложила в большие картонные коробки и, поджидая грузовик, который должен был свезти их на свалку, с грустным чувством смотрела на гору коробок, с которыми провозилась несколько дней.
Очищенная от барахла квартира, хотя и нуждалась в основательном ремонте, была просторна и прекрасна. И молодая женщина грустила легко, потому что знала: скоро она забудет свою грусть и устроит эту квартиру и всю свою жизнь совершенно иначе и лучше.
Переезд
Хана вырастила четверых детей, проводила мужа в мир, где все прекрасно, состарилась и все жила в том же старом доме в центре, в той же квартире, в которой и родилась. Это большая редкость, такое неизменное место жительства, в стране, где все то и дело переезжают, где и население-то состоит по большей части из людей, которым не сиделось на своем месте.
Но теперь Хана уже состарилась настолько, что ее старшая дочь Ривка, не самая любимая, но самая заботливая, сказала — пора ей перебраться поближе к детям и внукам. Ривка сама уже была не молоденькая, и ей стало трудно ездить к матери из своего отдаленного окраинного района. Она предложила матери продать большую старую квартиру и купить другую, маленькую, но в новом, хорошем, благоустроенном доме, с лифтом и с балконом, и совсем близко от дома, где жила Ривка со своим семейством.
— А что ж ты меня к себе не зовешь, — пошутила Хана.
— Я думала, ты хочешь быть самостоятельной? — удивилась Ривка.
— Хочу, хочу, — успокоила ее Хана. — Мы обе хотим, и я, и Зельда.
— Если бы не эта твоя Зельда. Ты же знаешь, какая у меня на них аллергия.
— Знаю, Ривкале, знаю.
Ну что, Зельда, бросим старое место и пойдем на новое, спросила Хана, когда дочь ушла. Начнем новую жизнь? Зельда в ответ слегка куснула Хану за локоть.
Кто про что, а эта всегда насчет пожрать, с досадой сказала Хана и сбросила Зельду с колен. Возьму и перееду к Ривке, а у нее аллергия. Останешься тут, узнаешь тогда.
Зельда встала на задние лапки и поскребла когтями колено хозяйки.
— Еще царапаться будешь! Ничего не дам.
Но дала, конечно, хотя и немного. Кошка была немолодая и толстая, а Хане хотелось, чтобы она пожила подольше.
— Мама, мы все вместе подумали и решили, что ты права. Правильнее будет, чтоб ты перешла жить к нам. Отдадим тебе комнату Яира. А Яир как демобилизуется, сможет жить в этой квартире, тем более у него девушка, кажется, всерьез. Симпатичная девушка, из Америки. Им и лестница здешняя нипочем, молодые, и без отопления им ничего. А у нас в доме всегда тепло, и кондиционер. Но только, конечно, без Зельды.
— Яир. Хороший мальчик, Яир. И с девушкой из Америки. А у меня, значит, квартиры своей уже не будет?
— Ну, мама, как ты странно говоришь…
— И Зельды не будет. Что же у меня тогда будет?
— Все, что тебе нужно.
— Она лучше всех знает, что мне нужно!
Соседка Рут неопределенно пожала плечами и сказала: да… Хана догадывалась, что эта старуха Рут не могла сочувствовать по-настоящему ее жилищным проблемам. Где уж там, когда сама она жила в тесной полуподвальной дыре без окон, за стеной булочной-кондитерской внизу дома. Притом жила на птичьих правах, так что ее и соседкой-то назвать трудно. Хана не уважала людей без постоянного места на земле. Ей и в голову не пришло бы позвать, например, эту Рут к себе в гости, хотя поговорить с ней она была не против. Ведь хочется поговорить иной раз с кем-нибудь, кроме Зельды. Раз уж встретились у подъезда, так хоть с этой Рут. На самом деле в глубине души Хана восхищалась суховатой независимостью соседки и никогда не знала, что та говорит всерьез, а что в насмешку, поэтому приходилось все время напоминать себе о неполноценности этой нищенки и своем превосходстве.
— Ты куда, к кошкам? — спросила Хана, кивая на мешок в руках у Рут.
— К ним.
Самое для нее подходящее занятие. Хана знала, что Рут ходит в соседний сквер и там крошит черствые булки и пирожки для уличных кошек и для воробьев. Они и познакомились-то на почве кошек. Хана кошками не интересовалась, но однажды, давно уже, увидела у подъезда соседку с крошечным котенком на руках.
Последние комментарии
18 часов 47 минут назад
19 часов 22 минут назад
20 часов 15 минут назад
20 часов 20 минут назад
20 часов 31 минут назад
20 часов 44 минут назад