Человек внутри [Грэм Грин] (fb2) читать постранично, страница - 2

сделает. Карлион — джентльмен, как и он сам. Всегда можно положиться на его чувство юмора. «Привет, Карлион, старина, сто лет тебя не видел. Ты слышал, Карлион, приятель? Карлион, Карлион, Карлион». «И будет плач и скрежет зубовный». «Как смеешь ты учить этому моего мальчика?» — и бил ее. Отец всегда называл его «мой мальчик», как будто не мать в муках рожала его. Чертов старый лицемер. «Господи, дай мне силы». Он не хотел живого щенка, за которым надо было присматривать. «Я что, теряю сознание?» — спрашивал он себя. Что здесь делает лес? Почему лес? Ганцель и Гретель. Скоро должен показаться дом, а в нем злая волшебница, и дом будет из сахара. «Как хочется есть», — сказал он вслух. «Я не могу ждать Гретель». Но в глубине души он прекрасно знал, что не было никакой Гретель. Как-то весной он поцеловал Гретель под остролистом, на пустыре. По едва освещенному небу беспечно сновали пухлые облака. А потом снова и снова он поднимался по узким лестницам в маленькие комнаты с неубранными постелями и спускался неудовлетворенный, потому что никогда не находил там Гретель. Как все странно. А теперь этот лес… Он увидел слабый огонек впереди, казалось, на краю земли, и побежал, помня, что где-то позади в темноте может быть Карлион.

Ему нужно было идти вперед, вперед, вперед. Его ноги спотыкались, спотыкались, и каждый раз боль пронзала руку от разорванной кисти до плеча, но огонек не приближался. Он дразняще сиял впереди, очень маленький, яркий и безмерно знакомый. Будто мир взмыл ввысь, как корабль в бурю, и звезда стала вровень с лампой. Но свет, как звезда, был далек и недосягаем.

Он подошел к нему почти вплотную, прежде чем понял, что тот горит не где-то вдалеке, а здесь и просто очень мал.

Внезапно меж деревьев показалась серая выпуклая кладка дома. Тому, кто поднимет голову, чтобы посмотреть на это полуразрушенное строение, могло показаться, что коттедж выпростал свои неровные, бугристые плечи из земли. Коттедж был одноэтажный. На лес выходило окно из толстого, слегка подкрашенного стекла, как в бутылках из-под ликера. Возникало впечатление, что камни, из которых был сложен коттедж, слишком поспешно свалили в бесформенную груду, которая теперь от старости расползалась в разные стороны. А грубо сработанный нарост с одной стороны мог быть чем угодно: от примитивной уборной до свинарника или даже небольшой конюшни.

Он стоял и смотрел, слегка пошатываясь. Скоро он подойдет и постучит, но сейчас, несмотря на усталость и боль в израненной кисти, он занялся любимым делом: начал проигрывать свои собственные действия. «Из ночи, — сказал он и повторил понравившуюся фразу: — из ночи». «Гонимый, — и прибавил: — убийцами», но заменил это на «теми, кто страшнее смерти». Он представил себе, как он стучится в дверь. Он увидел, как она открывается и на пороге появляется пожилая женщина с бледным лицом, с лицом святой. Она пустит его в дом и укроет его. Она будет ему как мать, перевяжет его кисть, даст ему есть и пить, и после того, как он выспится, он расскажет ей все. «За мной гонятся, — скажет он, — гонятся те, кто страшнее смерти».

От собственного повторения слов «страшнее смерти» ему снова стало не по себе. В образе, который стоял за ними, было мало утешительного. Он снова оглянулся и посмотрел в сумрак, из которого пришел, почти что ожидая увидеть там лицо Карлиона, сияющее, как светящаяся изнутри репа. Затем он подошел поближе к дому. Почувствовав под своей ладонью тепло грубых камней, он успокоился. По крайней мере, за спиной было что-то основательное.

Он обернулся в сторону леса и долго смотрел, пытаясь выхватить детали, разглядеть отчетливо каждый ствол. Но то ли его глаза устали, то ли было слишком темно — лес оставался черной, мрачной и безмерной массой. Он пошел осторожно, на ощупь вдоль стены к окну, встал на цыпочки и попытался заглянуть внутрь. Он смог рассмотреть только тени и пламя свечи, стоявшей на полочке внутри. Он подумал, что одна из теней движется по комнате, но, возможно, это были просто отблески дрожащего пламени. В голове у него немного прояснилось, он вновь был готов обманывать, но вместе с этой готовностью в душу его закралось беспокойство. Он очень осторожно пробирался вдоль стены к двери, прислушиваясь к звукам, доносившимся с одной стороны из дома, а с другой — из леса.

«Вот было бы здорово, — подумал он, и сердце его при этом болезненно заколотилось, — натолкнуться на приют контрабандистов». Ночь, он знал, была самая подходящая для переправки товара, темная и безлунная. Может, лучше идти дальше и обойти это место стороной, подумалось ему, и в тот же миг его пальцы коснулись дерева двери. Ноги его были как из ваты, острая боль от кисти волнами расходилась по всей руке. Приближающийся туман коснулся краем его сознания. Лучше встретить лицом к лицу то, что внутри дома, чем лежать без сил снаружи, в то время как Карлион, может быть, приближается через лес. Образ белоголовой старушки матери полностью изгладился. Он неловко толкнул дверь и, не ожидая, что