Остров водолазов [Святослав Владимирович Сахарнов] (fb2) читать постранично, страница - 63

прошел туда, и боцман показал мне поднятый из воды конец буксирного троса. Он был гладко обрезан ножом.

Увеличив ход и сыграв боевую тревогу, мы начали искать шхуну и через двадцать минут нашли ее, стоящую без движения. Наведя на шхуну пулемет, я подошел самым малым ходом, укрыв весь личный состав за надстройкой и опасаясь возможных выстрелов. На палубе виднелся силуэт человека. Это был оставленный нами часовой.

Ошвартовавшись у шхуны, арестовав часового и осмотрев немедленно ту часть троса, которая оставалась на шхуне, мы обнаружили гладкий, произведенный ножом срез. Осмотрев вторично шхуну и убедившись, что на ней никого нет, я приказал обыскать часового. При обыске у него был найден карманный нож с остро заточенным лезвием.

Вину свою матрос отрицал, мотивы преступления назвать отказался.

Оставив на шхуне троих матросов и заведя снова буксир, я дал ход и в 5.13 вошел в бухту Находка, где ошвартовался в рыбном ковше у причала.

После того как шхуна была сдана органам безопасности, вышел в море для выполнения задания по охране госграницы».

На этом донесение командира катера заканчивалось, однако цепь событий, связанных со шхуной, на этом не прервалась.

Как следовала из дальнейших документов, в первую же ночь пребывания «Марии Чупровой» в рыбном ковше имело место еще одно происшествие.

Около половины второго часовой, стоявший на посту у шхуны, услышал в темноте плеск, включил прожектор и при неярком свете его (как показало следствие, прожектор был снабжен лампой пониженной мощности и плохо отфокусирован) увидел в воде человека, плывущего с другого берега по направлению к шхуне.

После оклика часового и предупреждения «Стой, стрелять буду!» человек повернул и, пользуясь плохой видимостью, скрылся. На выстрел часового спустя пять минут явился разводящий караула, а затем начальник. Принятые меры к поиску и задержанию нарушителя успеха не имели.

Что касается часового, при котором был перерезан при буксировке канат, то, как явствовало из материалов дела, он признался, что вахту на руле нес халатно: заперев дверь рубки и установив руль в среднее положение, спал, однако вину свою продолжал категорически отрицать, и дело его было выделено отдельным производством…

Закончив чтение бумаг, Белов откинулся на спинку стула и задумался. Он сидел, глядя перед собой широко открытыми глазами. Губы маленького инспектора шевелились. Странные события имевшие место более десяти лет назад, никак не хотели обнаруживать связь с непонятной путаницей в нумерации корабельных шпангоутов.

Тогда Белов встал, вышел на Приморскую улицу и, следуя прихотливым ее изгибам, направился в Управление заповедниками.

Списки личного состава плавучих средств, принадлежавших в свое время Управлению, найти удалось не сразу.

— Их, скорее всего, уничтожили, — сказала Белову молодая женщина с безразличной складкой в углу рта, — Допустить вас к архивным делам я тоже не могу.

Однако сделать это ей пришлось.

Заручившись разрешением, Белов засел в полутемной комнате, плотно заставленной стеллажами, и начал осторожно полку за полкой разбирать приказы по личному составу.

Через сутки он вынес из комнаты дело группы плавсредств. На странице сто двадцать шестой слепыми буквами на плохой машинке был напечатан приказ с объявлением списочного состава посыльного судна «Мария Чупрова»: капитан — Личутин Ф. С., боцман — Дмитриев Ю. Г., моторист — Сенюшкин С. С., старший матрос — Лешуков Г. Т., матрос — Павлов М. М.

Белов аккуратно переписал эти фамилии.

Затем несколько дней подряд маленького инспектора видели входящим по утрам в здания, на которых висели доски с названиями управления милиции, адресного стола и городского архива.

Вечерами Белов доставал из потасканного черного портфеля список команды и внимательно перечитывал его. Первой появилась пометка против фамилии капитана. Личутин Ф. С., положенный в госпиталь в те беспокойные дни, на шхуну не вернулся. После продолжительной и тяжелой болезни он был выписан, комиссован и вскоре умер под Владивостоком в селе Малая Шмаковка.

Второй появилась запись против фамилии, стоявшей на третьей строчке списка. Моторист Сенюшкин оказался тем самым матросом, который в штормовую ночь остался на берегу. Он был назначен на шхуну всего за неделю до описанных событий. В личном деле, хранившемся в отделе кадров, нашлось и написанное им объяснение на трех листах. Из него можно было сделать вывод, что моторист не успел по-настоящему войти в команду, людей не знал и был на шхуне человеком случайным.

Оставались боцман и два матроса.

— Странно! — сказал Белов, рассматривая даты приема их на работу.

Между числом, когда был принят боцман, и днем появления на судне обоих матросов не прошло и недели.

Вечерами, сидя в маленькой комнатке, катая взад-вперед поставленную около обеденного стола кровать дочери, слушая слова жены, попеременно доносящиеся то из кухни, то