Их было двое в комнате в тот день, когда все кругом пошло наперекосяк (а могло бы закончиться гораздо хуже). В кабинете нечем было дышать: кондиционеры Математического института, как и обычно, ничего не могли поделать с раскаленным слитком солнечного света, тяжело навалившимся на рабочий стол Сири. Ее бумаги с формулами пылали такой слепящей белизной, что их невозможно было читать. Взглянув в окно, она увидела все то же абсолютно безоблачное небо, где яростное солнце выжгло даже намек на последний клочок облака.
В дальнем конце кабинета, где свет был немного мягче, Раджит уселся на вертящийся насест и, сгорбившись над клавиатурой, принялся отстукивать последовательности исходных параметров.
— Сегодня мы уж точно прорвемся! — весело воскликнул он.
— Ты говоришь одно и то же каждый день, — заметила Сири, подходя к нему, чтобы заглянуть через плечо.
— Да, но за эту неделю мы куда-то продвинулись. Знаешь, я начинаю чувствовать нечто наподобие… резонанса. Ты ведь этого и хотела, не правда ли?
Именно этого она и хотела. Ей действительно не следовало фыркать по поводу того, что для ее изящно очерченной, но уязвимой теории понадобился чокнутый программист, способный привязать абстрактные выкладки к упрямым фактам. Свихнувшийся гений и суперкомпьютер на квантовой логике 7000-KJI, самая новая и самая дорогая факультетская игрушка.
В сущности, Раджит не был таким уж классическим психом и занудой; он выглядел вполне благопристойно: ни серьги в ухе, ни взлохмаченных волос, ни лишнего веса от сидячей жизни, ни чрезмерной худобы от недостаточного питания. Тридцать с хвостиком, как и самой Сири; она могла бы даже завязать с ним интрижку. Среди институтских дам ходили упорные слухи о явной нелюбви Раджита к женскому полу, но Сири относила это на счет его единственной страсти, которой он сейчас и предавался, погружаясь в мир электронной метафоры через мерцающий условными цветами дисплей.
Опьянение глубиной.
В памяти у нее всплыло предупреждение Ницше: кто слишком часто сражается с абстракциями, сам обращается в абстракцию. Если слишком долго вглядываться в виртуальные миры, они в ответ заглянут тебе в душу.
Условные цвета продолжали сложную игру на огромном экране, пока математическая модель, долженствующая представлять НИЧТО, неспешно разворачивала свою многомерную форму.
— Удачная палитра, правда? — пробормотал он. — Напоминает храм, куда меня водили в детстве.
Сири это напоминало разбитый калейдоскоп, не более.
Ее виртуальная аналогия (возможно, в один прекрасный день та предстанет миру в триумфальной статье за подписью Сири Эванс, доктора философии, и… ах да, черт побери, и Раджита Нараяна, магистра естественных наук) балансировала на самой грани респектабельной физики. Где-то там, в глубине многомерных пространств, лежащих под нашим трехмерным, — как в неявном виде подразумевают некоторые математические уравнения, — наблюдатель и объект наблюдения сливаются воедино, подобно текучим часам Дали. В качестве прямого следствия этого гипотетического факта должны существовать крайне сложные и запутанные, но истинные связи между достаточно детализованной математической моделью и реальной пляской субатомных взаимодействий.
А теперь предположим (и это было ее личное озарение, все еще сладко лелеемое в мозгу!), что мы переведем математическую модель в компьютерную и приложим ее к тем структурам, чья элегантная симметрия звучит как истинный камертон: резонанс с реальностью, гармоничный аккорд! И тогда мы получим… да, что же мы получим? Возможно, цифровой телескоп, который станет наблюдать за субстратом, лежащим ниже квантового уровня. Возможно, всего лишь бездну потраченного впустую компьютерного времени.
— Как там насчет чашечки кофе, Сири?
Какая может быть польза от физиков со склонностью к математике, которые порождают гипотезы, требующие глобальной проверки? Очень большая: они способны подавать кофе. Сири вздохнула и побрела сквозь палящую духоту к укромному местечку, где хранился запрещенный к употреблению чайник.
Их было четверо в жарком летнем саду: Сэмми, Сири, Дэй и еще английский мальчик, чье имя за двадцать с лишком лет вылетело у нее из головы. Вверху, над густыми кронами деревьев, пылало яркое чистое солнце, чьи лучи пробивались, беспрестанно мелькая, сквозь волнующуюся на ветру листву. Сири подметила и указала остальным, что моментальные просветы в листве работают подобно объективам диаметром в булавочный укол, проектируя на ровную почву совершенные изображения крошечных солнечных дисков. Довольно интересный феномен, но он никак не мог конкурировать с главным гвоздем программы: Сэмми принес духовое ружье.
Они изготовили бумажные
Последние комментарии
25 минут 15 секунд назад
43 минут 30 секунд назад
48 минут 15 секунд назад
52 минут 58 секунд назад
59 минут 27 секунд назад
1 час 25 минут назад