Ночной звонок [Андрей Николаевич Басов] (fb2) читать постранично, страница - 4

бы миленькая дамская братская могилка человек на тридцать. Немец просто прилетал поразвлекаться. Наверное, сверху переполох, который он устраивал, выглядел очень потешно. Когда до нас это дошло, то мы пришли в ужас от мысли, что вместо него мог бы оказаться другой немец без джентльменского воспитания. Мы мигом выкопали боковые ходы, и в следующий прилет аттракцион не состоялся. Немец пальнул по крыше, покружил немного и исчез насовсем. Не знаю, может быть, он и громил сам аэродром, но в нашем углу больше не появлялся. Мы потом долго гадали, а не пытался ли он так научить нас уму-разуму строить себе укрытие и тем самым спас от смерти. Налетов-то потом разных еще ой-ой-ой сколько было…

Между окончанием техникума и войной произошло много разных событий. Лелечка вышла замуж за вполне респектабельного и неглупого экономиста-бухгалтера (который потом, на войне командовал автобатом) и превратилась просто в Лелю. Пошли дети - одна за другой пять дочерей. Я-то, единственный сын появился уже после войны. Не ожидалось вроде никаких бед, но как-то постепенно начали пропадать твои московские и ленинградские знакомые. Это ничего, что я, наконец, совместил абстрактную Лелю с тобой? Ничего, ну, и ладненько. Пропал Мейерхольд, растворился в неизвестности Вольф-Израэль, вышли и не вернулись многие другие. Только дед Павел, простая и святая душа, успокаивал окружающих, что, де, ничего ужасного и так уж, наверное, надо. Хотя и сам перестал сыпать шутками и откровенничать с клиентами, которые приходили к нему пошить или отремонтировать обувь.

Из исчезнувших людей возвращались немногие. Возвращались тихо и незаметно. Как бы не веря своему спасению, и ожидая, что вот-вот опять придут и заберут. Вернулся старший брат Лены Немзер - Владимир. Через несколько дней под благовидным предлогом устроили тихий семейный праздник по поводу его избавления. За столом сидели долго. Было о чем всем поговорить. Вдруг к речевому фону добавился какой-то посторонний, непонятный и монотонный звук. Ничего не понимая в происхождении странных звуков, собеседники в разных концах стола стали недоуменно переглядываться между собой и постепенно замолкать. Оказалось, что это Володя сидит и спит с открытыми глазами, негромко похрапывая. Потом он рассказал, что днем в камере запрещали сидеть и спать, а ночью допросы. Не он один научился спать стоя с открытыми глазами. Надзиратель заглянет в глазок, а заключенный стоит, опершись на стену, и смотрит в потолок. Тем и спасались от нервного истощения.

…Иногда удавалось слетать с оказией в блокадный Ленинград или отправить деду Павлу продуктовую посылку. Он наотрез отказался эвакуироваться. Детей же с бабушкой удалось вывезти в деревню, еще до того как окружение замкнулось. Меня отправили в двухнедельную командировку в Ленинград глубокой зимой первого года блокады. Вообще-то это была моя первая связь с городом с начала войны. В дом, где была наша квартира, попала бомба. Квартира частью уцелела, хотя и треснула стена, но все содержимое растащили мародеры. Мебель, ковры, картины, пианино, одежда и посуда растворились в неизвестности и остались лишь разбросанные тут и там поломанные детские игрушки, ценные только для нас самих бумаги, да негодная кухонная утварь.

Собрав письма, документы, фотографии я поплелась через снежные заносы на другую сторону улицы к деду Павлу. Слава Богу, жил он не с нами, а в своей квартире-мастерской. Вот и уцелел. Старик уже не мог ходить и отоварить свою иждивенческую карточку. Вот тихо и угасал под ворохом пальто и одеял уже никак не спасавших от холода. Все две недели я отпаивала и откармливала его тем, что привезла с собой. В Вологде для летящих по какой-либо надобности в Ленинград пилотов или командированных собирали все, какие только возможно продукты для адресной передачи или просто для раздачи по собственному усмотрению. Так что вещмешок у меня был довольно объемистый. И не один. Дед наш начал потихоньку оживать, вставать и даже хвататься за сапожный молоток.

Прослышав о моем появлении в городе, стали забредать и знакомые, которых я тут же подкармливала, сварив для начала какую-нибудь жиденькую кашку. Истощенные желудки не принимали грубой пищи. Те, кто жил рядом, приходили обедать каждый день, а кому добираться было далеко, уносили с собой запасец продуктов. Уже потом, позже дед Павел сам распределял в образовавшемся кругу провизию, присылаемую с оказией из Вологды. Как-то вот выжили почти все. Однажды дед Павел мне заметил: "Ты посмотри, как жадно и неаппетитно ест наша Тоня. Куда только