чем/ком
преимущественнопишете вы, — ну, скажем… “смыслово-структурным производством социокультурных интертекстов”. Немного длинновато, но зато — ближе к истине, из которой вашими (совместно с коллегами-филологами) усилиями добровольно вынуто то, что — как обозначил в 1922 году Чуковский (о Блоке) — “прежде называлосьдушоюпоэта”.Чтоб жить и помнить…Виктор Астафьев (Г. Сапронов). — “Рубеж”. Тихоокеанский альманах. Владивосток, 2003, № 4.На следующий день после похорон писателя его вдова, Мария Семеновна, передала другу и издателю Астафьева — Геннадию Сапронову — листочек с текстом. Это предисловие к третьей части “Последнего поклона” было написано Астафьевым в последние дни жизни. Вот — из последней “затеси” Виктора Петровича:“И когда я, поклонившись праху самых любимых людей, стою над родными могилами, какое-то отстраненное чувство охватывает мое сердце, и все, что происходит вокруг, кажется мне таким мелким, суетным и быстро проходящим в сравнении с этой надмирной вечностью.И снова, и снова память высвечивает прошлое, и прежде всего ясноликое детство, которое всегда счастливо, что бы на свете ни происходило, что бы с людьми ни делали тираны и авантюристы, как бы ни испытывала, ни била людей судьба.Когда стал вопрос, где строить сельский храм вместо порушенного в тридцатые, злобно неистовые годы, я показал на уголочек земли рядом со старым кладбищем. И стоит он, младенчески светлый, из тесаных бревен храм Божий. В святые праздники над ним звучат колокола, а вечерами в нем удаленно теплится огонек. Будто вместе собранные души моих односельчан и родичей светятся из дальней, непостижимой дали. В порушенном храме крестили меня, в этом, вновь возведенном, завещал я себя отпеть.Жизнь прекрасна и печальна, повторю я за одним великим человеком. Вот об этой радости и печали я не перестаю и не перестану думать, пока живу, пока дышу. Об этом и самая заветная книга моя „Последний поклон”, которая тревожит мою память, озаряет светом прошлые дни, печалится и радуется во мне.Пока живу, мыслю и пишу — „и жизни нет конца, и мукам — краю”, — всевечная память поэту, изрекшему эти великие слова, летящие во времени вместе с нами”.Сабир Шарипов.Миниатюры. — “Дружба народов”, 2003, № 11.Публикуется в огромном (треть номера, 15 позиций) блоке текстов под общим заголовком “Башкортостан: проза, поэзия, публицистика”. Блок открывается интервью г-на М. Рахимова “Дружбе народов” и закрывается главами из новой книги Мустая Карима “Мгновения жизни” (перевод с башкирского Ильгиза Каримова).А в миниатюрах этих есть что-то щемящее, хорошее....В зарисовке о возвращающемся из ссылки старике, умершем в пути. В его вещмешке нашли только кусочек душистого мыла — в подарок дочке.…О разрыве сердца у кобылицы, видевшей смерть своего жеребенка под колесами иномарки.…О последствиях того, что у русских называется “обознатушки”.…О женщине, подобравшей пьющего мужика, брошенного женой. Тот перестал пить, и теперь бывшая жена сгорает от ревности-зависти.…О мальчике (“Маленький ангел”), смотрящем в небо и мечтающем, чтобы волшебный самолет посбрасывал всем того, чего у них нет. Ребятам — жвачки, девочкам — шоколадок, тетке — телевизор, одинокой бабке — хорошего деда. “Неужели небо и справедливость так неразрывно связаны в человеческой душе с самого рождения?”Шедевры хайкай за триста лет.Перевод с японского Александра Вялых. — “Рубеж”. Тихоокеанский альманах. Владивосток, 2003, № 4 (866).Стихи выдающихся поэтов прошлого и настоящего времени собраны современным поэтом Миурой Юдзуру в антологию и размещены по традиционному принципу “времена года”. Есть там хайкай и от составителя.Муха приселаНа грудь. Спящий младенецПерестал сосать.Нинё Соодзёё (1901 — 1956)Воротный столб.Вот он и подрос немного —На шапку снега.Миура Юдзуру.СоставительПавел Крючков.
(обратно)
Последние комментарии
3 часов 26 минут назад
7 часов 14 минут назад
7 часов 32 минут назад
7 часов 38 минут назад
7 часов 53 минут назад
9 часов 26 минут назад