благовернии
петь, надевая синий,в красном читать Апостола; и все это —словно мне было дадено от рожденья,чтобы однажды тень отделить от света,чтобы к тебе склониться — и разбудить. Правила исцеления от немотыНемота прерывается комбинацией из двух пальцев,означающей и викторию, и рога,что без разницы, потому что образ врага —место общее для “Тангейзера” и “Паяцев”.Жест набыченный, предназначенный ослепить,забодать козла, что увел со двора молодку,утопает во рту, до упора уходит в глотку —и тогда сквозь рвоту ты начинаешь петь.Третий час пополуночи, дом по имени Дом,соловей в кусте бузины, имеющем сходствос переметом рыбацким, — и ты, избывая скотство,наущаешься пенью сквозь зубы, с закрытым ртом.Не рыча аки лев, не трубя по образу тура,но как тот соловей в тенетах, с ним в унисон,ты на глас шестый заливаешься: “Дура, дура...” —сорок раз подряд, как “Кирие элейсон”.В простыню увит, повернут лицом к обоям —“Дура, дура, дура...” — в пятом часу утраты поешь псалом, адресованный им обоим,но тебя одного могущий поднять с одра.И, восставши дыбом в седьмом часу, как к обедне,на крыльце, что на клиросе, но обращенный в ад,раздираешь гортань свою воплем: во всем виноватлишь один соловей в осиянном росою бредне.Это он испытует пение немотою,это он, это он — когда я, на коленях стоя,на заре обнимая раковину, блюю:“Дура, дура...” — упрямо свищет: “Люблю! Люблю!”
(обратно)
После меня свет в доме стоит. Из записок «Прихожане». Между тем. Конспекты
Поволоцкая Ирина Игоревна — москвичка, окончила режиссерский факультет ВГИКа, сняла несколько художественных фильмов. Лауреат премии имени Аполлона Григорьева. Постоянный автор “Нового мира”.Я сама видела, — говорила на церковных ступеньках и как бы никому прихожанка в белой косынке, держа за руку девочку-подростка, так же повязанную, — этот нарочно лез на солдатиков. Что им надо, демократам? И так есть нечего!Впалые щеки горели румянцем, а подглазья были темны, но и у дочки румянец пятнами и такие же подглазья: верно, обе переболели накинувшимся на город, три раза возвращающимся с лихорадкою и ознобом вирусом А. Был четверг перед Вербным, в зимнем воздухе жалко дрожала весна и пахло ржавчиною оттаявших сугробов, а всего в километре громоздилась драма: и сюда, в захолустную тишину сумерек, вползало напряжение со сцены — с площадей, заполненных техникой и людьми, — в кулисы, где мирно накрапывал дождь.Все может быть сегодня, подумала другая женщина, вглядываясь в измученное лицо той, и перекрестилась с поклоном на храм, а когда выпрямилась, увидала тощего монаха, бегущего к церкви; два узла были перекинуты через плечо, а пластиковую сумку он тащил в левой руке, скоро и явно прихрамывая; посохом самодельным, зажатым в правой, себе помогал.— Сестра! — крикнул он. — Тебя мне Бог послал.Надеясь, что это женщине с девочкой, отступила, но он остановился перед ней, жарко отдыхиваясь и буравя птичьими глазами.— Едва успел, сестра, — сообщил весело, — а то завтра к Причастию, а ночевать негде. Хотел в Даниловом остановиться, да туда теперь не доберешься, в метро толпы, слышь, стреляют, а в Лавру к отцу Науму далеко. Так что придется тебе, сестра, потрудиться. Я же знаю, у тебя свободная постеля есть. Отгадал? А теперь — к образам, вместе и припадем.— Я уже отстояла, — отказалась, — а вы в храме спросите, при церкви где-нибудь и устроят.— Жутко чужого человека, — согласилась та женщина, в косынке, — чужого всегда жутко, и в гостиницу, в Останкино вот, попасть можно.— Попробуйте! — Это юный регент храма с нотною папкой под мышкой. Он тоже кланялся крестясь, а черную шляпу держал в руке, но уже ничего больше и не сказал, потому что монах повис на нем с троекратным поцелуем, а расцеловавшись, спросил с трепетом:— Попоем вместе-то? И ты меня послушаешь, как пою. У себя дома и послушаешь. Вот только к образам приложусь, а ты жди, — и свалил ему под ноги нищие узлы.— У меня нельзя ночевать, — регент глядел строго, хотя был почти мальчик, — родители неверующие, а я живу вместе с ними.— Тогда попоем с тобою. На обедне. А ночевать у нее буду. Ладно, сестра? Приютишь отца Агапия? А он мне свой адресок даст, я к нему после Причастия чай приду пить. Чай-то можно?— Конечно, — теперь регент сказал с покорностью, — пожалуйста! — и вынул ручку, и вывел печатные буквы на клочке картонной обертки, стремительно подсунутой монахом и спрятанной тут же под рясу.— Она одна вещи мои не дотянет. — Он смерил женщину неласковым взором. — А у отца Агапия силы кончились, хорошо, пред храмом и кончились.
Последние комментарии
1 час 36 минут назад
3 часов 26 минут назад
9 часов 12 минут назад
9 часов 17 минут назад
9 часов 21 минут назад
9 часов 21 минут назад