Король–Олень [Карло Гоцци] (fb2) читать постранично, страница - 19

цепенею! Стой!

Дурандарте

Терпи, преступник!

Возвеселитесь, должное свершится!

(Ударяет жезлом.)

Голова Дерамо меняется. На ней тюрбан с драгоценными камнями. Голова

Тартальи превращается в голову ужасного рогатого чудовища. Под мышками у

него костыли, как у калеки.

Анджела

О мой Дерамо!..

Дерамо

Анджела моя!..

Обнимаются.

Тарталья

(в ярости и отчаянии)

Куда укрыться мне? Куда бежать?

Проклятая любовь и честолюбье

Проклятое! Проклятый миг, когда

Я стал предателем! Бегу в пустыню!

(Хочет бежать.)

Дурандарте

Стой, негодяй! Ты должен от стыда

Здесь умереть! Пусть станет этот зал

Открытой площадью! Пусть соберется

На зрелище толпа! Дрожи, беснуйся!

(Ударяет жезлом.)

Комната превращается в площадь, роскошь и глубина которой зависят от

желания и от размеров театра.

ЯВЛЕНИЕ ПОСЛЕДНЕЕ

Все актеры, стража, народ. Тарталья, обезумевший, бегает по сцене.

Тарталья

О, кто меня застрелит, кто застрелит?

Взгляните, в этом чудище Тарталья

Судьбою заключен! Я негодяй!

Все выражают изумление.

Клариче

(плача)

Что вижу я? Что слышу я? О, боже!

Отец! Отец!

Тарталья

Не надо плакать, дочка.

Я недостоин слез! Забудь отца,

Преступного отца! Пусть все забудут

Противное чудовище! Стыдом

Я мучусь, и раскаянье терзает

Так грудь мою, что я лишаюсь света

И ненавистной жизни! В полной мере

Дерамо отомщен! Но невиновна

Моя Клариче! Государь, за что

Платиться ей? Пусть выйдет за Леандро!

Ее не оставляйте. Кроме вас,

Нет у нее отца другого. Зависть,

Страсть, честолюбие меня сгубили.

Вот чем я стал… От боли умираю,

От корч…

(Дрожа.)

От бешенства! Вот смерть моя!

Вот страшный бес. О, горе мне! Я умер!

(Падает мертвым.)

Панталоне

Я не знаю, чего во мне больше — страха, радости или любопытства узнать,

в чем здесь дело!

Леандро

От изумленья каменным я стал!

Клариче плачет, остальные выражают ужас и недоумение.

Дерамо

Друзья, прощаю ваше изумленье

В таких делах! Клариче, успокойтесь:

Придет пора, Леандро назовете

Своим супругом! Знаменитый маг,

Я вас узнал! Теперь распоряжайтесь

И мной и королевством!

Дурандарте

Дурандарте

Не хочет власти! Всем он возвещает,

Что ныне тайнам магии конец!

Я больше не волшебник! Пусть упрямо

Разгадывает физика загадку

О голосах и членах, что, блуждая

От тела к телу, остаются те же.

Такой конец послужит для ученых

Предметом спора! Пусть возобновится

С мышами и толченым табаком

Веселый пир! А вы, мои друзья,

Раз мы, звериный образ принимая,

Чтоб вас развлечь, достойны снисхожденья,

Утешьте нас, по крайней мере, знаком

Хвалимой всеми вашей доброты!

ПРИМЕЧАНИЯ

<…> Иначе обстояло дело в России с наследием Карло Гоцци. На

протяжении многих десятилетий имя его было знакомо только узкому кругу

образованных читателей, да и те знали о нем преимущественно из вторых рук,

из упоминаний и характеристик, содержавшихся в трудах немецких и французских

романтиков. Едва ли не первым, кто всерьез заинтересовался Гоцци, был А. Н.

Островский. Показательно при этом, что особенно он оценил с точки зрения

практического интереса для русской сцены не его фьябы, а именно комедии,

писанные «в испанском» духе. Вероятно, это объясняется прежде всего учетом

традиций русского сценического искусства и личной приверженностью драматурга

к испанскому театру.

Настоящий, хотя поначалу и чисто теоретический интерес к Гоцци

проявился в пору революционных реформ в русском театре, начавшихся в самом

конце XIX века. Поиски новых театральных форм, нового сценического языка

привели наиболее радикальных экспериментаторов к Карло Гоцци. Разрабатывая

эстетику «чистой театральности», они обратились к фьябам, как доказательству

практического существования подобного театра в прошлом. Это было время

дягилевской антрепризы, «Мира искусств», самых смелых опытов в области

драматического и синтетического театров. Журнал русского театрального

авангарда (1915 г.) был не случайно назван по названию первой фьябы Гоцци

«Любовь к трем Апельсинам». В выпусках журнала был напечатан ряд статей о

Гоцци, исследования принципов его драматургии.

Сценическое признание Гоцци получил уже в советском театре. Его история

на советской сцене блистательно открывается постановкой Евг. Вахтангова

«Принцессы Турандот».

Неслучайность обращения к замечательной драматургии Гоцци

подтверждается постановкой «Короля–Оленя» в Театре кукол под руководством С.

Образцова и совсем недавно (1970 г.) очень интересным спектаклем «Зеленая

птичка» в Театре юного зрителя в Риге сперва на латышском, а потом на

русском языке (постановщик Н. Шейко). Думается, что настоящая сценическая

жизнь Гоцци еще только начинается.

Переводы трех фьяб Гоцци, напечатанных в предлагаемом издании, л

примечания к ним взяты из полного собрания его театральных сказок: Карло

Гоцци,