цепенею! Стой!
Дурандарте
Терпи, преступник!
Возвеселитесь, должное свершится!
(Ударяет жезлом.)
Голова Дерамо меняется. На ней тюрбан с драгоценными камнями. Голова
Тартальи превращается в голову ужасного рогатого чудовища. Под мышками у
него костыли, как у калеки.
Анджела
О мой Дерамо!..
Дерамо
Анджела моя!..
Обнимаются.
Тарталья
(в ярости и отчаянии)
Куда укрыться мне? Куда бежать?
Проклятая любовь и честолюбье
Проклятое! Проклятый миг, когда
Я стал предателем! Бегу в пустыню!
(Хочет бежать.)
Дурандарте
Стой, негодяй! Ты должен от стыда
Здесь умереть! Пусть станет этот зал
Открытой площадью! Пусть соберется
На зрелище толпа! Дрожи, беснуйся!
(Ударяет жезлом.)
Комната превращается в площадь, роскошь и глубина которой зависят от
желания и от размеров театра.
ЯВЛЕНИЕ ПОСЛЕДНЕЕ
Все актеры, стража, народ. Тарталья, обезумевший, бегает по сцене.
Тарталья
О, кто меня застрелит, кто застрелит?
Взгляните, в этом чудище Тарталья
Судьбою заключен! Я негодяй!
Все выражают изумление.
Клариче
(плача)
Что вижу я? Что слышу я? О, боже!
Отец! Отец!
Тарталья
Не надо плакать, дочка.
Я недостоин слез! Забудь отца,
Преступного отца! Пусть все забудут
Противное чудовище! Стыдом
Я мучусь, и раскаянье терзает
Так грудь мою, что я лишаюсь света
И ненавистной жизни! В полной мере
Дерамо отомщен! Но невиновна
Моя Клариче! Государь, за что
Платиться ей? Пусть выйдет за Леандро!
Ее не оставляйте. Кроме вас,
Нет у нее отца другого. Зависть,
Страсть, честолюбие меня сгубили.
Вот чем я стал… От боли умираю,
От корч…
(Дрожа.)
От бешенства! Вот смерть моя!
Вот страшный бес. О, горе мне! Я умер!
(Падает мертвым.)
Панталоне
Я не знаю, чего во мне больше — страха, радости или любопытства узнать,
в чем здесь дело!
Леандро
От изумленья каменным я стал!
Клариче плачет, остальные выражают ужас и недоумение.
Дерамо
Друзья, прощаю ваше изумленье
В таких делах! Клариче, успокойтесь:
Придет пора, Леандро назовете
Своим супругом! Знаменитый маг,
Я вас узнал! Теперь распоряжайтесь
И мной и королевством!
Дурандарте
Дурандарте
Не хочет власти! Всем он возвещает,
Что ныне тайнам магии конец!
Я больше не волшебник! Пусть упрямо
Разгадывает физика загадку
О голосах и членах, что, блуждая
От тела к телу, остаются те же.
Такой конец послужит для ученых
Предметом спора! Пусть возобновится
С мышами и толченым табаком
Веселый пир! А вы, мои друзья,
Раз мы, звериный образ принимая,
Чтоб вас развлечь, достойны снисхожденья,
Утешьте нас, по крайней мере, знаком
Хвалимой всеми вашей доброты!
ПРИМЕЧАНИЯ
<…> Иначе обстояло дело в России с наследием Карло Гоцци. На
протяжении многих десятилетий имя его было знакомо только узкому кругу
образованных читателей, да и те знали о нем преимущественно из вторых рук,
из упоминаний и характеристик, содержавшихся в трудах немецких и французских
романтиков. Едва ли не первым, кто всерьез заинтересовался Гоцци, был А. Н.
Островский. Показательно при этом, что особенно он оценил с точки зрения
практического интереса для русской сцены не его фьябы, а именно комедии,
писанные «в испанском» духе. Вероятно, это объясняется прежде всего учетом
традиций русского сценического искусства и личной приверженностью драматурга
к испанскому театру.
Настоящий, хотя поначалу и чисто теоретический интерес к Гоцци
проявился в пору революционных реформ в русском театре, начавшихся в самом
конце XIX века. Поиски новых театральных форм, нового сценического языка
привели наиболее радикальных экспериментаторов к Карло Гоцци. Разрабатывая
эстетику «чистой театральности», они обратились к фьябам, как доказательству
практического существования подобного театра в прошлом. Это было время
дягилевской антрепризы, «Мира искусств», самых смелых опытов в области
драматического и синтетического театров. Журнал русского театрального
авангарда (1915 г.) был не случайно назван по названию первой фьябы Гоцци
«Любовь к трем Апельсинам». В выпусках журнала был напечатан ряд статей о
Гоцци, исследования принципов его драматургии.
Сценическое признание Гоцци получил уже в советском театре. Его история
на советской сцене блистательно открывается постановкой Евг. Вахтангова
«Принцессы Турандот».
Неслучайность обращения к замечательной драматургии Гоцци
подтверждается постановкой «Короля–Оленя» в Театре кукол под руководством С.
Образцова и совсем недавно (1970 г.) очень интересным спектаклем «Зеленая
птичка» в Театре юного зрителя в Риге сперва на латышском, а потом на
русском языке (постановщик Н. Шейко). Думается, что настоящая сценическая
жизнь Гоцци еще только начинается.
Переводы трех фьяб Гоцци, напечатанных в предлагаемом издании, л
примечания к ним взяты из полного собрания его театральных сказок: Карло
Гоцци,
Последние комментарии
1 день 19 часов назад
1 день 19 часов назад
1 день 20 часов назад
1 день 20 часов назад
1 день 22 часов назад
1 день 22 часов назад