Одинокое путешествие на грани зимы [Виктор Владимирович Ремизов] (fb2) читать постранично, страница - 2

за что, за какие такие заслуги привел Ты меня сюда? И улыбался с благодарностью, и стеснялся этого своего невольного бормотанья.

Ивану Ефимову был почти пятьдесят один, и, может быть, дело было не только в привычной радости от сплава, может, это был поворот в его начавшей уже гаснуть жизни. Одиночество придумали не вчера, оно ко всем приходит в свое время. И к нему пришло, и он заметался, не зная, как быть. Дети выросли, им, естественно, захотелось свободы, у жены вдруг обнаружилась своя жизнь, не порочная вроде, но просто своя, вполне отдельная от Ивана, приятели сделались тяжелее и скучнее… И вот он свалил ото всех и теперь не без радости понимал, что ничего страшного, а даже и наоборот. Он чувствовал в себе силы для одиночества. Плохо, когда ты слабый остаешься один на один с собой. Когда же есть силы — оно ничего. В конце концов, важно, каков результат этой твоей одинокой жизни.

А кроме того, бывает такое прекраснейшее одиночество, когда ты никак не один и ясно это чувствуешь. Вот и Ефимов крутился с привычными делами по лагерю на снежной Ленской косе и точно знал, что рядом есть Кто-то, о Ком он редко вспоминал в городе… самый надежный в этом мире. И не то чтобы он должен был помочь или понять Ефимова, достаточно было того, что его присутствие ощущалось сейчас очень ясно.

Солнце зашло за хребет, подсветило оранжевыми отблесками кедровое воинство в седловине. Стало резко холодать. Иван поторапливался, вытоптал место, достал из сумки палатку и уже развернул было, но задумался. Вспомнил слова егеря вчера на берегу Байкала.

— Я бы не ставил палатку: тебя все видят, ты — никого! Лучше под тентиком. Глаз открыл и все видишь, костер опять же всегда поправишь… — так рассуждал старый егерь, покуривая в печку. Он, правда, больше опасался человеческого следа в лесу.

Иван постоял, рассматривая ровно вытоптанный прямоугольник в снегу, и не стал ставить палатку. Приволок лодку, привязал к ней низ тента. Другой конец поднял и растянул на веслах. Невысоко, но аккуратно вышло. Зажег костер, когда уже стало темнеть.

Было сумрачно и тихо. Далеко-далеко окрест не раздавалось ни звука. Только Лена шумливо обтекала камни, которые сама же и обнажила, и теперь была будто в исподнем или совсем раздета и оттого недовольна.

Ефимов расстелил палатку, сверху бросил коврик и спальник. Вышло неплохо. Со спины и сверху его прикрывал тент, с боков — сумки, а впереди горел кедровый, тихий и почти не бросающий искр, костер. Тьма окончательно спустилась в его ущелье. Черно, ни звезд, ни луны не было над головой, костер горел высоко, и вокруг ничего не было видно. Иван встал, вышел из-под тента — в свете фонарика вода отблескивала холодно… снег на склоне… камни скал, кустики… луч доставал даже до лесочка на повороте реки. Непривычно было, все хотелось повернуться и кого-то увидеть. Раньше, когда он светил вот так же в темноту, за спиной у костра звучали голоса или смех друзей. Сейчас же всюду было безмолвие. Костер потрескивал, да речка монотонно струила свою вечную нервную песню, иногда ясно было слышно, как глухо и гулко катятся камни по дну.

Есть не хотелось. Он повертел в руках банку тушенки, открыл ее и поставил на угли. Просто так открыл, чтобы что-нибудь сделать, на часах было всего полдевятого. Ложиться было рано, и вообще все было так необычно, что Иван, всегда находивший себе дела, теперь просто сидел у огня в рассеянной бездеятельности.

Достал виски, приложился. Виски был слишком холодный, вкус не чувствовался. Вспомнил Шотландию, где месяц назад путешествовали с Машей и Петькой. Это был конец их двухнедельного отпуска, и уже хотелось домой. Они вышли из картинной галереи в центре Эдинбурга, пешком поднялись в крепость. Начинало смеркаться, замок оказался закрыт, наверху здорово дуло, и они зашли погреться. Паб был необычно большой, вроде мюнхенских пивных, была пятница, и они с трудом нашли стоячее местечко у залитой пивом стойки. Шотландцы, видно, всю рабочую неделю молчат и мучаются жаждой… или уж так вкалывают, что ли. Ефимовы кое-как выпили кто что хотел, поглазели на этих громко галдящих, то ли славных, то ли скучных людей и вышли на холодную улицу. Взяли такси и поехали искать какой-то знаменитый рыбный ресторан в порту.

Ресторан оказался полон, они заняли очередь и сели в баре напротив. Рядом две пары тридцатилетних примерно и, кажется, женатых толстяков ели суп. Усердно и молча скребли ложками, запивали пивом. Это было ничего себе: люди в пятницу вечером пришли в бар, сидят и едят суп. На огромной стойке было полно всякого отличного виски из всех районов Шотландии.

Ефимов прилично выпил, Маша тоже слегка набралась и, поблескивая глазами, спорила с ним по поводу тех толстяков. Ивану казалось, что нельзя портить вечер таким молчаливым супом и что если бы они просто пили пиво или виски и разговаривали, то это было бы интереснее. Кроме того, все четверо были не по возрасту, прямо-таки свински толстые, с одинаково маленькими головами и большими задницами.