Красная перчатка [Холли Блэк] (fb2) читать постранично, страница - 4

грубые ошибки и свойственны любителям, приличные мошенники их не совершают. К тому же мама под влиянием отдачи и поэтому эмоционально неуравновешенна. Она и обычно-то не очень уравновешенна, а из-за колдовства получается еще хуже. Колдовство в сочетании с яростью — тут ничего нельзя поделать, надо просто переждать.

В детстве такое случалось частенько, но мать долго пробыла в тюрьме, и я успел забыть, как сильно она может разойтись.

— Совсем дурачок? — Она переходит на визг. — Отвечай!

— Останови машину. — Я прислоняюсь лбом к оконному стеклу и закрываю глаза. — Пожалуйста, останови машину. И извини меня, я не хотел.

— Черта с два. — Теперь в ее голосе слышатся злоба и уверенность. — Таких идиотов не бывает. Ты это специально! Хотел, чтобы у меня ничего не вышло.

— Да брось. Просто не подумал. Мне правда жаль. Послушай, это же я в результате схлопотал шишку. Ну и что, ну пришлось нам уехать из Атлантик-Сити — через неделю уехали бы в любом случае, мне ведь надо в школу.

— Ты это специально, из-за Лилы. — Мама смотрит на дорогу, глаза сверкают от гнева. — Все еще на меня злишься.

Лила. Мой лучший друг. Я думал, что убил ее.

— Не собираюсь ее обсуждать. Во всяком случае, не с тобой, — огрызаюсь я.

Вспоминаю выразительную улыбку Лилы. Вспоминаю, как она лежала на кровати и тянулась ко мне.

Одним прикосновением мама заставила Лилу меня полюбить. И тем самым отняла ее у меня навсегда.

— Наступила на больную мозоль? — В ее голосе злобная радость. — Удивительно, ты и правда думал, что приглянулся дочери Захарова.

— Замолчи.

— Дурачок, простофиля, она тебя использовала. Кассель, да она бы на тебя и не взглянула после всего происшедшего. Ты бы напоминал ей о Барроне и о пережитом унижении, только и всего.

— А мне плевать. — Руки у меня трясутся. — Лучше так, чем...

Чем старательно избегать Лилу и ждать, пока ослабнет проклятие. Ждать и бояться, как она потом на меня посмотрит.

Лила желает меня, но это не любовь, а пародия. Жестокая насмешка.

А я так ее хотел, что почти готов был забыть об этом.

— Я оказала тебе услугу. Тебе следовало бы меня поблагодарить. Преподнесла Лилу на блюдечке с голубой каемочкой, без меня ты бы ее в жизни не получил.

Я резко и отрывисто смеюсь:

— Поблагодарить? Держи карман шире.

— Не смей так со мной разговаривать, — кричит мать и отвешивает мне пощечину, бьет изо всей силы.

Моя и без того несчастная голова ударяется о стекло. В глазах все меркнет, под веками вспыхивают цветные пятна.

— Останови.

К горлу подступает тошнота.

— Прости меня, — теперь голос нежный и ласковый. — Я не хотела. Ты как?

Мир накреняется в сторону.

— Ты должна остановить машину.

— Наверное, тебе сейчас кажется, что лучше идти пешком, чем ехать со мной в одной машине. Но если травма действительно серьезная, то...

— Останови! — кричу я таким голосом, что она все-таки слушается.

«Мерседес» резко сворачивает к обочине, мама ударяет по тормозам. Я вываливаюсь из автомобиля прямо на ходу.

Как раз вовремя — меня тут же выворачивает в траву.

Надеюсь, в Уоллингфорде нас не заставят писать сочинение на тему «Как я провел лето».

ГЛАВА 2

Ставлю свой «бенц» на стоянку для двенадцатиклассннков — совсем близко от общежития, не то что раньше: ученики младших классов должны оставлять машины черт знает где. Легкое чувство самодовольства быстро сменяется тревогой: когда я глушу двигатель, «Мерседес» издает странное металлическое покашливание, будто собрался отдать концы. Выхожу и уныло пинаю шину. Хотел его починить, но из-за мамы руки до ремонта так и не дошли.

Сумки пока пусть полежат в багажнике. Иду через кампус к большому кирпичному зданию учебного центра Финке.

Над дверьми красуется написанный от руки плакат: «Приветствуем новичков-девятиклассников!» Легкий ветерок шелестит листьями деревьев, а меня наполняет тоска по тому, что я еще не успел потерять.

В холле за столом мисс Нойз роется в ящиках с картами-пропусками и выдает ученикам папки с необходимой информацией и документами. Две смутно знакомые десятиклассницы обнимаются, громко визжа от радости, но потом замечают меня и переходят на шепот. Что-то там про «самоубийство», «в одних трусах» и «милашка». Я ускоряю шаг.

Прыщавая, трясущаяся от страха девчонка получила ключи от комнаты в общежитии. Намертво вцепилась в своего папашу, словно без него тут же пропадет. Наверняка первый раз очутилась так далеко от дома. Мне и жалко ее, и одновременно немного завидно. Подходит моя очередь.

— Добрый день, мисс Нойз. Как у вас дела?

— Кассель Шарп! — Учительница поднимает голову и улыбается. — Я так рада, что ты теперь снова живешь на кампусе.

Она вручает мне папку и сообщает номер комнаты. Ученикам выпускного класса полагаются не только лучшая парковка и, по нелепым школьным правилам, собственный кусок газона (правда-правда, он так и называется — «газон двенадцатого класса»),