А мне куда?.. Ну, пока, встретимся на свалке истории!
— Скорее, просто на свалке… — пробормотал сидящий, не подозревая, насколько он был близок в этот момент к истине.
Уже взявшись за дверную ручку, уходящий сказал напоследок быстрым шепотом:
— Подлецы всегда в выигрыше!
В вырезе двери, которую он затем открыл, неожиданно оказалась толпа, покорно внимающая возвышенно-страстному голосу:
— Лестницы должны стать светоносным элементом интерьера! При этом вектор будет направлен от демонстративного техницизма к образной грациозности форм!.. Наиболее радикально в этом смысле прозвучит холл первого этажа…
Взгляд пророка контуров нового мира случайно залетел в комнату и обреченно заметался в ловушке из незатейливых прямых углов. Спасаясь от этого зрелища, дизайнер-архитектор бросился дальше по коридору, увлекая за собой слушателей. Но увлек не всех. Отделившийся от прочих крепкий мужчина в сером костюме задержался и встал в косяке распахнутой двери. Это был директор института Прыгунов.
— Иван Алексеевич, Арнольд Андреевич, вы что тут сидите? — спросил он с откровенным подозрением в голосе. — Всем же сказали, что сегодня можно не приходить.
— Я на минутку, личные вещи забрать, — пробормотал тот, что собирался уйти (это его звали Иваном Алексеевичем), и поспешно протиснулся мимо серого костюма наружу.
— Ну а вы, господин Цаплин? — спросил Прыгунов, ступив внутрь помещения, но на всякий случай остановившись на благоразумном расстоянии от обезьяны. — Вы разве не читали приказ?
— Приказ о погублении науки, — криво усмехнулся названный Цаплиным.
— Не паникуйте. Вашу лабораторию временно переведут в другое помещение, только и всего.
— Вы меня обманываете. В газете ясно написали: "Институт идет с молотка". Это погубит отечественную генетику…
— А! — махнул рукой серый и вздохнул даже как будто с сожалением. — Все и без того уже за бугром.
— Не врите. Агаланов здесь, и даже Кловер еще здесь…
В двери появилось новое лицо. Это был один из тех, "с мобильниками", согласно социальной характеристике Ивана Алексеевича.
— Леньчик, я тебя потерял, ты где?
— Так… Дела были. Иду, — сказал Прыгунов.
Но тот уже увидел обезьяну.
— Какая зверюшка!
И пошутил, подойдя к столу и с развязным любопытством наклонясь над животным:
— Не плюшевая?
Внезапно обезьяна заорала так пронзительно, что любопытствующий вздрогнул и отшатнулся.
— Она что, психованная?
Обезьяна и в самом деле отчего-то очень расстроилась: прыгнула на руки к человеку, который держал ее поводок, и о котором мы уже знаем, что его зовут Арнольдом Андреевичем Цаплиным, и оттуда продолжала орать, озираясь и скаля зубы.
— Что это она? — повторил "мобильник", неприятно задетый таким поведением тупого животного.
— Очевидно, рефлекс профессора Инге-Вечтомова, — сказал ученый.
— Как это?
— Этой барышне привита чувствительность к чужим эмоциям, — объяснил Цаплин, поглаживая обезьяну по спине, отчего та понемногу начала успокаиваться. — Так называемые генетические подвижные элементы… Впрочем, надо бы проще… Животное реагирует на постороннее биополе. Особенно болезненно воспринимает ненависть… дурные намерения…
"Мобильник" натужно засмеялся.
— Фуфло какое-то, товарищ ученый.
— Это наука, — тускло сказал тот, что с обезьяной.
— Значит, фуфло наука ваша.
Приятель обезьяны не отозвался и продолжал молча горбиться на стуле.
— Ладно, Леньчик, пошли, — сказал тот, что обозвал науку фуфлом, вернув своему голосу прежнюю сочную звучность.
Прыгунов поспешно направился следом, скороговоркой пообещав:
— Не волнуйтесь, Арнольд Андреевич, всё будет в порядке.
Цаплин услышал, как уже за дверью здоровый, жизнерадостный голос того, что с мобильником, сказал:
— Чего ты расшаркался перед этими мышами? Давай бегом отсюда, двинем скорей в "Империю", а то меня от этой тоски уже тошнит!..
— Расшаркался… — почти беззвучно повторил тот, что остался в комнате снова вдвоем с обезьяной, — перед… мышами…
Самое удивительное, что в этот момент он действительно увидел мышь. Не благородную лабораторную белую мышку, а настоящую дикую, серую. Она кралась вдоль плинтуса, делая временами короткие перебежки.
1
Восемь месяцев спустя двое совершенно не связанных с описанными выше событиями братков: Александр Ялов по кличке Мотня и Матвей Чекунков по кличке Чекан — и не просто братков, а крутых (и попробуй кто-нибудь им в этом возразить!) — ехали на иномарке неразличимой принадлежности, но, разумеется, черного устрашающего цвета. Мотня и Чекан были бойцами бригады Коляна. Не того Коляна Груздя, которого менты замели в погонах полковника на тачке с депутатскими номерами, а Коляна Самары, который засушил уши Косого и носил с собой вроде амулетов.
Они возвращались с "разъяснительной работы": ездили выбивать должок с зажравшегося подпольного водочного
Последние комментарии
18 часов 22 минут назад
18 часов 40 минут назад
18 часов 49 минут назад
18 часов 51 минут назад
18 часов 53 минут назад
19 часов 11 минут назад