думаешь, Боринька, что можно?
– - Я думаю даже, что должно.
– - Боже мой! Куда же девались все заботы мои, все золотые сны… я чаяла богатого, чаяла родословного, чаяла знатного…
– - А я чаял доброго, благородного, молодого, здорового, умного, работящего…
Бабушка вздохнула, прочитала про себя короткую молитву, перекрестилась и опять спросила:
– - Так что ж, Боринька, с богом, что ли? -- и весело улыбалась сквозь слезы.
– - Я думаю, с богом,-- отвечал Борис Михайлович.
Бабушка обняла его и вышла, сказав:
– - Ну уж коли так, то молчи: я улажу это дело.
Борис Михайлович от души поцеловал старушку и охотно предоставил ей удовольствие улаживать то, что давно само собой уладилось.
Бабушка пришла в своей покой, поставила на столик чернильницу с пером, положила бумагу и послала за Наташей.
– - Ну, сударыня моя,-- начала она, улыбаясь,-- да что ж это будет у нас? Что вы там наделали, кайтесь! -- Наташа молчала, глядя во все глаза, некогда лучистые, а теперь туманные, с поволокою.
– - Куда,-- продолжала бабушка,-- куда и зачем ты у меня сына-то загнала, зачем он уехал?
Никогда еще Наташа не была в таком странном положении и решительно не знала, что отвечать.
– - Садись, сударыня моя, садись же, мать моя, вот тебе перо и бумага; садись и пиши ему, пиши что и как знаешь, да чтоб он приехал; коли любит тебя, пусть приезжает, я вас благословлю, и отец благословит,-- а сама зарыдала.
Наташа, как стояла перед бабушкой, бросилась к ногам ее и обняла ее колени. Она несколько раз всхлипывала, но когда подняла голову и смотрела бабушке в лицо, то глаза ее были уже сухи и опять по-прежнему лучисты, а на лице не было и следу слез; бабушка также вскоре оправилась, поцеловала внучку, но приняла опять несколько важный и степенный вид и требовала настоятельно, чтоб Наташа тотчас же писала. Несколько секунд, не более того, Наташа не могла опомниться и собраться с мыслями: положение ее было слишком странно и непривычно; но когда бабушка повторила в третий раз все одно и то же и, сказав: "пиши, матушка, пиши", указывала повелительно на бумагу, то Наташа вдруг кинулась к столу, схватила перо и, не призадумавшись ни на одно мгновение, написала:
"Любезный братец! не удивляйся (тесь), что я тебе (вам) пишу. Бабушка посадила меня и строго приказывает: "пиши!" И что ж писать… Пиши: пусть он скорее приезжает, я вас благословлю, и отец благословит…"
Бабушка с некоторым изумлением пробежала записку: она не ожидала такой сговорчивости от секретарши своей и такой быстрой исполнительности; бабушке было очень любопытно увидеть, как-то она вывернется из этого положения, что-то она ему напишет -- а тут никаких затруднений не оказалось и дело было кончено, как нельзя яснее и короче, в четырех строках…
Я проезжал этот город; собор и новые присутственные места, несмотря на малый простор, предоставленный при постройке зодчему, выстроены с большим вкусом. Но лучший дом в городе, не большой и вовсе не великолепный -- это дом архитектора, Никандра Петровича, о котором говорят, что он завидно хорошо живет с молоденькою женою… Живите, любовь вам и совет!
КОММЕНТАРИИ
Рассказ впервые был опубликован в 1857 г. в журнале "Отечественные записки" (т. 112, No 6) в цикле "Картины русского быта". Перепечатан в собраниях сочинений 1861 (т. I), 1883 (т. IV) и 1897 (т. IV) гг.
Стр. 379. …по-старинному, держится легких дней.-- По суеверным представлениям прошлого некоторые дни недели были благоприятнее других для начинания какого-нибудь ответственного предприятия; такие дни называли легкими.
Стр. 386. Сажень -- мера длины, равная 213,36 см.
Стр. 388. …отец его не был даже записан в родословную, не только в шестую книгу…-- Родословные книги, по определению "Толкового словаря" В. И. Даля,-- те, "в которых пишется родословие дворян". Русские книги депутатских дворянских собраний состояли из шести частей. В последнюю, шестую часть (которую автор имеет в виду под "шестой книгой") вносились "древние благородные дворянские роды".
Последние комментарии
33 минут 17 секунд назад
44 минут 49 секунд назад
46 минут 52 секунд назад
53 минут назад
53 минут 33 секунд назад
56 минут 59 секунд назад