Вечные поиски [Джулиан Брэнстон] (fb2) читать постранично, страница - 3

разжечь огонь его вдохновения.

– Ну, у тебя есть свое место в окне, и не проходит и часа, как кто-нибудь да купит новейший эпизод, – сказал Роблс. – Погляди, у меня в руке еще десяток готовых для набора.

– Ну, так дай мне для него и деньги, – сказал Педро. – Ведь долгов у него больше, чем надгробий на кладбище, а хоть характер его и веселый, он же подвержен меланхолии.

– Нет, я верю, – сказал Роблс, вручая Педро мешочек с монетами, – что успех порождает меланхолию. Можешь сказать своему приятелю, что нет печальнее занятия для человека, чем писать комедии, и нет пути к унынию вернее, чем работать по ночам, когда и поговорить не с кем, кроме ночных бабочек, кружащих у твоей свечи. Скажи ему, чтобы он пришел ко мне пообедать.

– Я знаю, что он ответит, – сказал Педро. – Улыбнется и скажет, что даже дружбы ради нельзя хитростью отнять у человека работу, которую он должен делать. Но я расскажу ему о твоей тревоге и о твоем приглашении.

Роблс пожал плечами. Он тоже знал Сервантеса.

– Ну и еще одно дельце, – сказал Педро. – Один человек, которого я знаю, был бы рад заиметь несколько лучших ваших пергаментных листов…

– Перед тем, как ты продолжишь, – перебил Роблс, грозя пальцем, – вспомни, что я говорил тебе раньше. Меня обмены не интересуют, только звонкая монета. Я признаю деньги из металла и бумаги и никакие другие. И что бы ты ни говорил и ни делал, своего решения я не изменю. – Роблс снова погрозил пальцем. – Почти все, живущие по соседству, вступают с тобой в те или иные сделки, но деньги можно положить в банк, а капусту и морковь – нет.

– О какой нужде ты говоришь, – сказал Педро, – когда каждый месяц покупаешь новую шляпу побольше и получше! Какой вред будет твоему занятию от пары-другой сделок? – продолжал он. – Да ведь даже пекарь заключает сделки с мясником, а всем известно, что они не разговаривают с тех пор, как пекарь женился на невесте мясника, а мясник в отместку женился на сестре пекаря.

– Прости меня, – сказал Роблс, – если мне кажется, что это еще одна причина сделок не заключать. Могу ли я напомнить тебе, друг Педро, что я не руководствуюсь в своих поступках тем, что десяток других дураков уже что-то там сделали. Я не заключаю сделок, потому что не нуждаюсь в них, на чем и кончим.

– А что, если твоя супруга, – сказал Педро, – чья красота и взыскательный вкус неоспоримы, остановит меня и скажет: «Милый Педро, мои благословения твоей жене и дочуркам, и что тебе известно о последней мадридской моде на кожаные сапожки?

– Я скажу, что ты искусный и хитрый лжец, – перебил Роблс, – и что с твоей стороны сомнительная галантность столь вольно упоминать про красоту моей жены и ее любви к модной одежде. – Роблс помолчал. – Однако она непременно остановит тебя и произнесет именно эти слова. Отсюда не следует, что это хорошая идея. Мне придется быть более бдительным и с моей молодой красивой женой, и с тобой. Но почему, – продолжал он, – ты, недавно заключивший такое выгодное денежное товарищество с нашим автором, тем не менее упрямо занимаешься обменами? Брось их, – сказал он и блеснул единственной улыбкой за этот день. – И стань, по моему примеру, настоящим деловым человеком.

– Правду говоря, – сказал Педро, – деловой человек я некудышный. Как земледелец я никуда не годился. Даже свиньи сбежали. А про мое теперешнее занятие я поначалу узнал из разговоров с друзьями. И без хорошего разговора никакие мои сделки не удались бы. – Он помолчал. – Кроме того, не могу не помнить, что это мое нынешнее денежное товарищество держится только до следующей продажи. А она очень уж во многом зависит от моего друга Сервантеса, а он, никуда не денешься, видит больше жильцов у себя в голове, чем сборщика налогов у своей двери.

– Ну, тут я тебе не завидую, – сказал Роблс. – Сервантес живет не по тем часам, что все обычные люди, а его шляния по тавернам и театрам не снискали ему уважения у его соседей.

– Я, – сказал Педро, – стараюсь занимать его новой работой. И потому теперь прощусь с тобой и навещу моего друга, который в этот поздний час утра спит за своим рабочим столом.

Педро повернулся, чтобы уйти, но обаяние было у него в крови, так что у двери он вдруг оглянулся и сказал:

– Красота твоей супруги покажется несравненной в сапожках новейшей моды из Мадрида. Я могу подыскать парочку, пусть они и большая редкость. Они навек прикуют ее сердце к твоему. – И он ушел.

Минута эта была для Роблса не из приятных. Красота его жены служила главной причиной, почему его дело процветало. Неисчислимые сраженные любовью поэты умоляли его жену взглянуть на их стихи и одобрить шрифты. Какая ирония! Его жена понятия не имела о наборе, а о поэзии и того меньше. Но их лесть и медовые мольбы только показывали Роблсу, насколько он старше своей молодой красивой жены, чье сердце еще пустовало.

Роблс знал, какая это была бы тайна, если бы подобная женщина его любила. Она была создана для спальни, подумал он, и потянулась цепочка мыслей,