Тайна исповеди [Ярослав Гашек] (fb2) читать постранично, страница - 2

разговор вмешался Вулчек.

— Балушка исповедуется только попу. А без папы римского сказать об этом директору поп не посмеет. Он должен поехать за разрешением в Рим, а папа может еще и не позволить. Я однаж­ды читал в журнале «Райский садик», как один человек признался на исповеди в убийстве купца, а назавтра должны были каз­нить невинного человека. Священник не мог ничем помочь, он обязан был хранить тайну исповеди. Тогда он телеграфировал в Рим, но, пока пришел ответ, невинного человека повесили.

Все заспорили, почему же настоящий убийца пошел не к судье, а к священнику.

Балушка за него вступился:

—  Ведь он знал, что священник не имел права сказать кому-нибудь. А судья велел бы арестовать убийцу. Я — как тот раз­бойник. Но я покаюсь.

—  А почему же все-таки?

— Потому что я боюсь попасть в ад,— ответил Балушка.

Все с любопытством   на   него  посмотрели. Самого сильного мальчишку из второго класса, Калисту, одолевает, а сам в ад по­пасть трусит.

—  Да почему ты ада-то боишься?

—  Будто ты сам не боишься?

—  Нет,— ответил Петерка,— не боюсь: у меня один дядя священник, а другой — викарий, они помогут, если совсем уж худо мне придется. «Впрочем,— сказал как-то дядя-священник отцу,— не так страшен ад, как его изображают». Оба засмеялись, и папа сказал, что там хоть в тепле сидишь.

 —  Видишь ли, это неправда,— взял Балушка ад под свою защиту.— Читал я в «Райском садике» рассказ об одном негодяе, который попал в ад. Он всю свою жизнь врал и в этом не каял­ся. Так черти ему всякую секунду язык отрезали. А язык за полсекунды опять отрастал. И снова его отрезали. И он сразу же опять отрастал. И снова его отрезали. И так всегда, целую веч­ность.

—  Грешников там лижут огненными языками вонючие соба­ки,— добавил Ногач.— Я это видел у нас в церкви, там есть та­кая картина на потолке. А в грешные души там стреляют из пу­шек, потом кропят грешника святой водой, заковывают в цепи и льют ему в глотку разбавленное дерьмо.

—  Ну вот это неправда,— отозвался Котва,— как это у чер­тей святая вода окажется?

—  Они ее крадут,— попытался возразить Ногач. Котва толкнул его, сказав при этом:

— Не толкайся, болван, черт боится святой воды!

— Нет, не боится, и ты сам не толкайся! Хочешь, поборем­ся, а?

Они схватились. Ногач уложил Котву на обе лопатки и при­жал его живот коленом.

—  Так боится черт святой воды?

—  Нет, не боится,— ответил поверженный и убежденный этим Котва.

Ногач отпустил его и снова принялся защищать Балушку:

— Что толку, если Балушка не покается в том, что он — член «Чертова копыта».

— Пусть он возьмет на себя этот грех за всех.

Председатель   Каганек заявил, что   они   клялись на Коране никогда не выдавать общество, и если теперь Балушка на испо­веди покается, это будет нарушением клятвы.

— Нет,— упрямо сказал Балушка.— Я христианин-католик и иначе дело не пойдет. Если я согрешил, значит, я покаюсь, а бу­дешь еще что-нибудь говорить, я дам тебе парочку затрещин. Поп не смеет сказать то, что слышит на исповеди...

Законоучитель Шимачек был разгневан и выглядел за ре­шеткой исповедальни мрачно и строго. Он резко задавал вопро­сы и накладывал огромные епитимьи. Не меньше восьми «отче-нашей» и «богородиц».

Да и как было не гневаться! Исповедуются пятиклассники. Приходит и становится на колени пятиклассник Ружичка.

—  Вы верите в бога, Ружичка?

—  Ну, я и сказал бы, да боюсь, попаду часов на восемь в карцер.

—  Даю вам честное слово, что нет.

—  Значит, не верю.

—  Во имя господне. В знак раскаяния прочтите сорок раз «Отче наш» и идите, я не хочу больше с вами пачкаться. Ка­жется, по закону божьему вы провалитесь.

Негодяй этот Ружичка. Однажды законоучитель доказы­вал ученикам существование бога и позволил им поспорить с ним.

—  Извините, пресвятой отец,— сказал Ружичка,— как же так получается, что бог сотворил свет в первый день, а солнце толь­ко на третий?

За то, что в дозволенном споре Ружичка задал вопрос зако­ноучителю, он получил четыре часа карцера и соответствующую отметку по поведению.

Причина наказания — дерзкие вопросы.

Итак, сейчас законоучитель твердо знал: Ружичка — неве­рующий.

И священник злобно сыпал наказания. Приходил класс за классом, и чем моложе был класс, тем ничтожней становились грехи. Начиная с восьмиклассников и кончая четвероклассника­ми, гимназисты, чтобы позлить законоучителя, каялись в бесстыд­ных речах и поступках... Наконец, к исповедальному окошечку пришел первый класс со своими грехами. Первоклассники не слу­шались родителей,