Хрущев [Уильям Таубман] (fb2) читать постранично, страница - 2

результате некоторые цитаты приходилось переводить обратно с моего английского на русский язык. Надеюсь, что этот недостаток будут компенсировать полнота и взвешенность моего труда.

Пользуюсь возможностью поблагодарить всех, кто участвовал в работе над русскоязычным изданием моей книги, и особенно редактора книги Ольгу Ярикову, переводчицу Наталию Холмогорову и Инну Бабенышеву, которая дотошно читала корректуру.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Если спросить многих жителей Европы и США — а возможно, и многих русских, — что они думают о Никите Сергеевиче Хрущеве, скорее всего им вспомнится грубый и невежественный шут, стучащий ботинком по столу на заседании ООН¹. Однако этот невысокий коренастый человек с пронзительным взглядом маленьких, глубоко посаженных глаз и неистощимой энергией в каждом движении хоть и стал героем многих советских анекдотов, не был анекдотической фигурой: это был сложный человек, в жизни которого сочетались триумф и трагедия — как для его родины, так и для него самого.

Будучи сам замешан в преступлениях сталинской эпохи, Хрущев предпринял героическую попытку очистить страну от сталинщины. Его смелые, хотя и сумбурные преобразования придали бесчеловечной системе человеческое (поначалу — его собственное) лицо. Сами ошибки Хрущева, вскрывшие глубинные противоречия советской системы, возможно, стали для страны более благотворны, чем были бы его удачи.

Я видел Хрущева в первый и единственный раз — да и то мельком — в сентябре 1959 года, во время его бурного визита в Соединенные Штаты. Тогда мимо меня промелькнул и скрылся за углом его лимузин. В 1964 году, посетив СССР в рамках программы изучения русского языка, я спускался в донецкую шахту, где работал в юности Хрущев. К тому времени как я закончил по обмену годовой курс в Московском университете, Хрущев уже лишился власти и находился в опале. Мои соученики были благодарны Хрущеву за разоблачение сталинских преступлений, однако стыдились его невежества и дурного воспитания. В целом они питали к Хрущеву сложные чувства, в которых неодобрение смягчалось искренней и теплой симпатией. Признаюсь, те же чувства испытывал я сам, когда писал эту книгу².

В начале восьмидесятых, закончив книгу «Американская политика Сталина»³, я начал изучать взаимоотношения между США и СССР во времена Хрущева — однако вскоре обнаружил, что личность этого советского лидера куда интереснее его внешней политики, и от работы над монографией перешел к работе над биографией. Если бы я выпустил работу, как обещал, в 1989 году, это была бы совсем другая книга.

Хрущев был на редкость многоречив. Одни только его речи по вопросам сельского хозяйства занимают восемь томов⁴; к тому же почти каждую неделю он давал пространные интервью. После своей отставки в 1964 году он первым среди советских лидеров написал и выпустил в свет свои мемуары. Однако публичные высказывания Хрущева перед публикацией подвергались суровой редактуре и правке, а в тексте мемуаров, опубликованном на английском языке в 1970 и 1974 годах, отсутствуют некоторые откровенные пассажи, которые его дети не решились передать на Запад⁵. В середине восьмидесятых советские архивы были еще совершенно недоступны для иностранных ученых, а западные материалы, относящиеся к деятельности Хрущева, ждали своих исследователей, но прежде всего тех, кто мог их рассекретить. Еще в 1988 году, проведя в Москве пять месяцев по программе академического обмена, я не решился признаться, что интересуюсь личностью Хрущева (вместо этого я использовал обтекаемый оборот «начало процесса разрядки в советско-американских отношениях»), опасаясь реакции советских властей, хотя теперь понимаю, что такие предосторожности были излишни. Мне удалось взять интервью лишь у горстки людей, связанных с Хрущевым, и только в самом конце своей командировки, да и то по телефону, я познакомился с сыном Хрущева Сергеем.

К 1991 году ситуация радикально изменилась. Началась эра воспоминаний о Хрущеве (в числе прочих о нем писали сын Сергей и зять Алексей Аджубей, бывший редактор газеты «Известия»); в Соединенных Штатах был опубликован третий том мемуаров Хрущева, содержащий в себе материалы, не попавшие в печать в семидесятых годах; наконец в российском журнале «Вопросы истории» начал печататься русский текст мемуаров, подготовленный Сергеем Хрущевым⁶. Получив от американского издательства заказ на перевод и научное редактирование книг Сергея Хрущева и Алексея Аджубея, я воспользовался случаем, чтобы забросать их вопросами, ответы на которые затем обогатили мою книгу⁷.

С падением СССР открылись (по крайней мере, на некоторое время) прежде недоступные советские архивы. Президентский архив (бывший архив Политбюро), где хранились материалы, наиболее опасные для советских руководителей, а также архивы КГБ оставались закрыты для всех, кроме немногих избранных; однако другие партийные архивы, не только в Москве, но и в других