растерянно, — и никто никому не нужен…
Настенька всплеснула руками. Я тоскливо посмотрел на неё, на Стёпу и вдруг обрадовался чему-то. Было так, как будто я до сих пор говорил: "не хочу, не хочу", — а кто-то сильный сказал: "надо", — и я уступил.
— Стёпу нужно любить, — молнией пронеслось у меня, — и я его люблю, — сейчас же ответил я себе.
— Вот, я Алёшу люблю, — опять сказал Саша, — больше себя люблю. — Куда Аннушка добрая была, а он ещё добрее. Смотрит он за мной крепко — да толку мало. И в дело, тоже не годится, и мать не годится. Она ведь шагу без меня не делает. Я деньги считаю, долги записываю. Что мать, что камень — всё одно. А кто тут из вас хозяйский сын?
— Он хозяйский сын, — ответил Стёпа, указывая на Колю, — и Павка тоже.
— Хорошо быть хозяином, — задумчиво произнёс Саша, поглядев на нас. — И гора ваша?
— Гора наша, — сказал Коля.
Саша замолчал вдруг, и мы не знали о чём говорить с ним. Словно лежал старый, старый человек, а мы беспокоили его, и от этого стало неудобно как-то, неприятно. Старик всё шарил руками и шептал. Открылась дверь из лавки и вошла мать Алёши. Она была высокая, худая, с мутными, как у рыбы, глазами и длинным, длинным носом. Лицо у неё было в красных пятнах, как будто раскрашенное. Она ходила ровно, не качаясь, точно кто-то держал её за носки и так передвигал. Слепой, услышав, что дверь раскрылась, перестал шептать и недовольным голосом сказал:
— Мне, Марья, время покушать. Кушать я хочу.
— Вот слышите, — шепнул нам Саша, — только об этом и слышишь: "Мне, Марья, время покушать". Днём покушает и пойдёт на улицу.
— На улицу? — удивилась Настенька, — ведь он слепой.
— Он привык. У него палка — что глаза. Стучит палкой перед собой и ходит. А зачем ходить? На улице ему худо — мальчики его мучают. Дёргают его сзади, палку вырывают, и он падает. Вот он и придёт, сядет и плачет. Крепко плачет. Зачем ходить. Я всё слышу, вижу и тоже плачу… потихоньку. У нас только Алёша не плачет.
Опять Саша замолчал. Старуха возилась у печки. Слепой ждал, стучал тихо палкой и писал ею на полу.
— Чьи дети? — спросила вдруг старуха с беспокойством, и дала старику есть.
— Иди, мать, в лавку и не бойся, — ответил Саша. — Дети хозяйские. Вот корзину прислали тебе. После разберёшь.
— Хозяйские, — повторила она равнодушно. — Ну, и пусть… Христос с ними. Я, Саша, посижу здесь.
— Нельзя, мать, ступай в лавку. Придёт человек, никто не увидит, а он из лавки унесёт. Худо нам будет.
Она переполошилась от испуга.
— Взаправду придёт? — спросила она.
— Будешь здесь, придёт. Добро стеречь нужно.
— Так я пойду, Саша.
— Иди, мать, иди!
— Ты позови, когда что нужно будет. Я приду.
— Я позову. Иди.
Старуха вышла. Слепой уже поел и поднялся. Он был толстый, высокий, — и теперь борода его казалась ещё страшнее. Лицо у него было в морщинах, а веки он держал плотно закрытыми. Палка начала стучать по полу, и казалось, что глаза тихонько прыгают по земле и указывают дорогу.
— Ты куда идёшь, отец? — спросил Саша, — ночь теперь…
— Пойду под луну стану. Луна мне нужна.
— Зачем тебе луна? Садись, где сидел.
— Пойду я, — угрюмо ответил старик.
— Садись, отец. И без луны обойдёшься.
— Ты что в луне знаешь? — вдруг засмеялся слепой и это шло к нему. — Ты, червяк… земной…
Ему, очевидно, понравилось это слово, и он несколько раз кряду повторил: "червяк, червяк", и прибавил с нежностью в голосе:
— Про луну у Алёши спроси. Он знает.
— Не хочу о луне знать. Человеку хлеб нужен, — вот про это расскажи.
— А я знаю, что хлеб не нужен, — лукаво выговорил он, — я знаю. Правда, Алёша?
Алёша наклонил голову и гармоническим голосом сказал:
— Хлеб никому не нужен, никому!
Сергей давно порывался вмешаться, но сдерживался. Позже он говорил нам, что у него закружилась голова среди этих людей. Теперь он вдруг поднялся, и густым ровным голосом спросил:
— Что такое жизнь?
Я вздрогнул от радости, но тотчас же растерялся. Коля и Настенька поднялись за Сергеем. Было так, будто этот вопрос всё время мучил нас, каждый думал о нём, и только за тем и пришёл, чтобы спросить.
— Что такое жизнь? — говорил Сергей, — если знаете, скажите. С вами с ума сойдёшь.
— О, о, он горячий! — опять засмеялся слепой.
— Жизни нет, — тихо, но уверенно ответил Алёша.
Настенька опять всплеснула руками и, смотря прямо на Алёшу, взволнованно произнесла:
— Жизнь есть, Алёша, — вы говорите неправду. Вы здесь, я говорю с вами… Сергей слушает. Это жизнь.
— Вам кажется, — спокойно возразил Алёша.
— Кому кажется, — подхватил Сергей? — мне или вам?
На лице слепого играла лукавая усмешка. Словно вечные враги сошлись, — а ему дорога была победа одного, — он гладил бороду, слушал и кивками одобрял Алёшу.
— Мне кажется, — убеждённо ответил Алёша, чуть покраснев, — вас всё-таки нет, хотя я и отвечаю вам.
— Вы сумасшедший! — точно она, наконец, догадалась, воскликнула Настенька, и я задрожал от
Последние комментарии
3 часов 26 минут назад
3 часов 47 минут назад
4 часов 41 минут назад
7 часов 40 минут назад
7 часов 41 минут назад
7 часов 49 минут назад