Многие лета. Благие лета. Заповеди Андрея Ворона для долгой и радостной жизни [Мирослав Дочинец] (fb2) читать постранично, страница - 21

артиллерия, они скрылись. Только пятна от бензина на камне остались.

Когда русские входили в село, сельская челядь вышла к камню их встречать. Отец мой тоже переоделся, икону снял со стены, серебряные часики надел. Вышли из леса солдаты, оборванные, небритые, нетрезвые. Один вдруг к батьке подошел: «Дед, твою мать, ну ка давай часики». И сорвал часы, а батя оттолкнул его. Тот упал и образ о камень разбил.

А потом здесь кино снимали. О партизанах. Снимали как из-за нашего камня бородатый мужчина бросает гранату в немецкую машину. После съемок около камня остались пустые бутылки от вина и надпись на камне «Смерть фашистам!» Я долго сдирал краску проволочной щеткой. А дети с палками бегали огородами и кричали «Ура!»

В шестидесятых крест убрали. Я бы не дал, но тогда я был на Магадане. А на камне поставили бетонного оленя и написали на камне, что здесь начинается лесничество. Поленились табличку поставить. Со временем дети обломали оленю рога, голову, а потом и самого сбросили в овраг. Краска сошла, и камень стал как был.

Но не то теперь село, что было сто лет назад. На , Копильцевом Горбе вокруг дедовой хижине, простёрлась целая улица. От его колодца трубами провели воду в школу, в детсад, в сельсовет. А камень лежит себе. Лежит, как сто лет назад. Вымытый дождями и прогретый солнцем.

Я люблю сидеть на нем, как любили дед и батька. И часто думаю: что их так привязало к этой глыбе? И что меня привязывает? И вековая пелена времени раздвигается. И приходит понимание.

Дед мог не выкопать колодец и не пустить здесь свой корень. Но он копал, и камень ему не помешал. Камень открыл ему силу и терпение. Дед делал это не потому, что было легко. Он это делал, потому что было тяжело. Простой человек, одинокий, как перст, в мире, понял: пока он может терпеть, до тех пор он твердый и неподвижный, как камень. И когда пил из колодца воду, поглядывал на камень. И глаза его теплели. А руки наливались силой. Потому что в тяжелый час он сам становился тем камнем. И никакие громы и молнии судьбы не могли сдвинуть его и расколоть.

Это и батька понимал. И мне, к счастью, открылась та наука.

Полюби свою судьбу. Откройся ей и терпеливо прими её таким, какая она есть. И она примет тебя таким, каким ты есть.

Десятилетиями я живу в одном месте. Делаю одну работу. Веду беседы с одними людьми. Сажусь за тот же стол в то же время и ем почти одинаковую пищу. Ложусь в одно время в ту же постель ... Проходят годы, но ничто не меняется - ни окружающая среды, ни сам я. Ибо не меняется моя душа. И это хорошо.

Смотрю на образы деда, отца, на своих внуков и правнуков, и кажется, что я в этом мире был всегда. И буду вечно. Как этот камень. Камень терпения.

Целитель (Воспоминание С. Поляка об А. Ворона)

Дед Андрей сидел на завалинке и колол орехи. Его длинные босые ноги стояли в молодой крапиве, и я восхищенно подумал: ты смотри, не жалит! Однако это была лишь скромная мелочь рядом с тем, что рассказывали о нём в деревне. Селяне уважали и любили его той любовью, граничащей со страхом и суеверием.

Мы поздоровались. Баба торжественно стала рассказывать старику о моей беде. Я смирно опустил глаза вниз, на свои ноги, густо покрытые ужасными бородавками. Они росли и множились с каждым днем, давно уже я не мог обуться.

Знахарь слушал молча, смотрел куда мимо нас равнодушными глазами. Тогда я еще не знал, что мудрость всегда немножко безразлична. Удивительно, но ни разу он не взглянул на мои ноги - предмет лечения. Только прогнусавил:

- Ты, Марфа, иди. Парень пусть останется.

Баба положила на порог бутылку молока и кусок сала, ушла.

Мы долго стояли друг против друга. Старый пристально изучал меня и, казалось, что моя маленькая фигурка расплавилась в этих глубоких выцветших глазах. Вдруг орех выпал из его руки и щелкнул о доску. Я как бы проснулся. Между тем дед схватил меня, перепуганного, за уши и приблизил к своему лицу так, что наши брови почти касались.

- Я тебя вылечу, - прошипел таинственно. - Хочешь?

- Угу.

- Очень хочется?

- Угу.

- Надо сделать небольшое дело. Хорошо?

- Угу.

- Попроси у попадьи картофелину. Надо разрезать её, одну половину съешь, сырой, вторую закопай в огороде. Каждый день поливай её на рассвете и перед заходом солнца. Противный! Это будет твое здоровье. Когда картофель прорастет, бородавки исчезнут. Всё! Иди.

Знахарь поднял орех и меня больше не замечал. С тревожным волнением бросился я прочь от глиняной хижины. Всю ночь не шел из головы дед в длинной белой рубахе, клокотала его странная беседа.

Я сделал все так, как он велел. А через две недели заветная картофелина пустила росток. В рассветной полутьме рассматривал я свои заросшие ноги. Бородавок не было. Ни одной.