под беретом.
А он — любезен, напомажен ис гостинцем сахарным, с букетом!…Пожрет кладбище ненасытноетого и этого — любомусей навык ценен: очевидноене принимать за аксиому. * * *Я спрошу у отцов Египетских, чернецов Синайских:разве слышно еще хоть что-то из песен райских,глухоту одолевших злую?Или пение это все зыбче, глушеи одни прельщенные да кликушис небом накоротке, напрямую?Да еще стихотворцы, прильнув к виденью,говорят то с бесплотным духом, то с тенью,тайнозрители, очевидцы.Ах, недаром Бунин язвил на взводе,что и ангел у нас — это что-то вродекурицы, то есть домашней птицы…Вот и ловишь слабые отсветы, отголоски,след стопы, колею небесной повозки,и сиянье в глазах младенца, и крик “Узнала!”умирающей бабки — туда, сквозь крышу…Или сон, в котором спор обо мне. И слышу:— Искала, но не нашла.— Нашла, чего не искала. * * *Плакальщица Натальяплачет, что муж ушёл,жизнь не удалась, дочь мала, отец на подъем тяжел,бедность, дождь, гололёд…Поплачь и обо мне, — может, пройдёт.Плакальщица Натальяплачет, что жизнь под откос,старость на носу, дочь родила, у отца психоз,нужда, зной, смог, пот…Поплачь и обо мне, — может, пройдет.Плакальщица Натальяплачет, что всё, конец:внучка мала, дочь развелась, умер отец.Все в этом мире — зло, зло и зло.Поплачь и обо мне — почти уже и прошло. * * *Какая цветущая сложностьу немощи — смешанный лес,когда перед ней Невозможностьсияет, как Царство, с небес.Она хитроумной тропоюпускается в путь по кривой,цепляясь черницей слепоюза куст ежевики живой.Прикинется волком от страха,змее назовется змеей,наестся и пыли и праха,напьется воды дождевой,набьется в попутчицы к татю,за чаркой расплачется вдруги будет какого-то тятюпокойного кликать вокруг.Выкладывать счеты, резоны,обиды на жизнь, на мечты,и будет романтикой зонырастрогана до немоты……Но лучше уж так, лучше — больно,и лучше уж эти, чем те,которые самодовольнокоснеют в своей простоте.Которым исхода — не надо:ни Царства, ни царских даров,ни брачного пира, ни сада,ни этих вселенских ветров,ни этого стана и тынав лишайниках, в хлябях, в парше,где в синем гиматии Сынаявляется странник душе. ПафосГоворите мне — пафос, а мне слышится Патмос.Откровение. Агнец. Иоанн Богослов.А все прочее — лепет.Что там лепит и лепитсам с собою погонщик ослов?Что в дороге со скуки ни бубнит, празднословный,пробурчит, ну а там на постой?..Слово за слово — звуки примиряют с зубовноймукой жизни: тщетой и тщетой.Так оставьте ж мне пафос,и когда-нибудь я васошарашу: в иные краявам с поклажей мучительно будет тащиться,на ходу лепеча и жуя.Вот тогда-то, тогда возопит к вам ослица,языком человеческим скажет ослица,с дивным пафосом все возвестит вам ослица,воззовет к вам ослица моя!
(обратно)
Мэбэт
Александр ГригоренкоГригоренко Александр Евгеньевич родился в 1968 году. Закончил Кемеровский государственный университет культуры. В центральной печати публикуется впервые. Живет в городе Дивногорске Красноярского края.Журнальный вариант.*МЭБЭТРоманУ Тайги нет истории. У нее есть память, отметины которой остались в полуфантастических преданиях, легендах, рассказах. Даже повествования, претендующие на заметки участников или очевидцев великих событий — например, переселения предков якутов с Байкала на Лену, — похожи на сказку. Белый человек старательно и не первое столетие намывает в потоке этих фантасмагорий крупицы полезного вещества, пытаясь выплавить из них некое подобие исторического слитка — пусть не высокой, но хотя бы приемлемой пробы. Спасибо за это белому человеку. И все же в глубине души он понимает, что в его стараниях есть изрядная доля абсурда. Разум европейца пропадает, гибнет в преданиях Тайги. Он не может существовать в пространстве без границ, освященных кровью, во времени, не повинующемся дисциплине цифр. Но народы зеленого океана живут именно так. Вчерашний день и прошлое столетие могут стоять
Последние комментарии
1 день 10 часов назад
1 день 15 часов назад
1 день 23 часов назад
2 дней 2 часов назад
2 дней 2 часов назад
3 дней 13 часов назад