Вликодушие, благородство — исконные черты русского характера — отчетливо видны в лирике, обращенной к женщине:
Я вас любил так искренне, так нежно,
Как дай вам Бог любимой быть другим —
говорит Пушкин.
… с тобой настоящее горе
Я разумно и кротко сношу
И вперед — в это темное море —
Без обычного страха гляжу,—
говорит Некрасов.
Ах, метель такая, просто черт возьми,
Забивают крышу белыми гвоздьми.
Только мне не страшно, и в моей судьбе
Непутевым сердцем я прибит к тебе —
говорит Есенин.
Я тобой владеть не буду
Ни по лету, ни к зиме,
Только б ты была повсюду,
Только б пела на корме —
говорит Боков.
Не сравнивая никого ни с кем. ибо сравнения поэтов — дело глупое и ненужное, хочу заметить, что традиция лирического благородства у Виктора Бокова исключительно выдержанна. Его любовь к женщине, к героине естественно и традиционно перерастает в любовь к земле, к матери, к сестре, к незнакомой крестьянке. Этот переход органичен и, как правило, незаметен:
Я видел Россию.
Она подымалась
Туманом над речкой
И светлой росой.
Шла женщина русская
И улыбалась.
За женщиной следовал
Мальчик босой…
Все, к чему прикасается Боков, становится предметом поэзии, словно оживает под его взглядом. Однажды я сказала ему:
— Ненавижу слово «телефон». Не могу его впустить в стихи. Для меня это плохое слово.
— А для меня плохих слов нет, — улыбнулся Боков и утром следующего дня позвонил, прочитал:
Мне твой голос, как спасение,
Пробуждение от сна.
Я хожу, как ночь осенняя,
Твой звонок и я — весна!
— Так у вас нет слова «телефон», — возразила я.
— Правда, нет… Но о нем речь. Ты меня вчера задела, сказав, что плохое слово.
— Эти стихи мне посвящены?
Он засмеялся:
— Считай, что так. Хотя нет, конечно… Тебе другие.
А какое у Бокова богатство формы! Какие ритмы! Образы! Скажет — «слова молодильные знаю» — и сердце зайдется. Скажет — «и свадьбы, и свадьбы, и стон по болотам, и я, как царевич, иду в сапогах» — вмиг предстает удивительная картина чуть ли не языческого русского торжества. Рифма Бокова предмет особого большого и серьезного разговора. Тут его смелость опять не знает границ, и думаю, он не замыкается в традиционном окончании строк. Боков рифмует не строки, а звуки:
Я шел да и шел
По двинским пескам,
Я двинскую воду
Ногой плескал.
Не Боков был я —
Был колобок,
Навстречу мне дед:
— Куда, голубок?
— Иду за водой.
— Иди, дорогой!
— Быстра вода.
— Вот то-то и да!
Поэзия Бокова не страшится прикосновений ни к каким самым сложным темам. Вот раздумье у Мавзолея:
На ленинском мраморе снег отдыхает,
Он послан с далеких планет.
И кажется — снег потихоньку вздыхает,
Что Ленина нет.
Не отдам эти нежные строки за длинные громыхающие оды! Естественности интонации научиться нельзя. В этом смысле у Бокова не может быть учеников. Он не похож ни на кого на свете. Единственный. Неповторимый. Невозможно учиться у него мастерству — его мастерство применимо лишь к его индивидуальности.
И все же Боков учитель для многих. В чем тут дело? Да просто он — весь поэт — сама поэзия. Быть рядом с ним и не оказаться охваченным поэтическим пламенем — нельзя. Сама испытала, и другие поэты говорили, что, побыв с Боковым, поговорив, даже помолчав с ним, начинаешь писать как одержимый, что-то С тобой происходит необычайное, ты начинаешь видеть поэзию во всем и наполняешься ею.
— Не пишется, — пожаловался однажды один поэт другому.
— Поди, посиди с Боковым. Поможет! — не шутя посоветовал другой.
Песни Виктора Бокова — отдельная страница нашей национальной культуры. У меня есть одно воспоминание. Ехала в поезде с женщиной-крестьянкой. По радио запели «Оренбургский платок». Мне стало радостно, и я сказала спутнице, что знаю автора этих слов. Она улыбнулась:
— Тебе что, триста лет, что ли? Это народная песня.
— Это слова Бокова Виктора Федоровича.
— Какого Бокова! Мать моя еще пела. Мне ль не знать!
Спорить не стала — нет для поэта выше
Последние комментарии
2 часов 1 минута назад
2 часов 9 минут назад
1 день 13 часов назад
1 день 17 часов назад
1 день 19 часов назад
1 день 21 часов назад