Трясогузкины письма [Николай Иванович Сладков] (fb2) читать постранично, страница - 2

растут в разные стороны, как косматая борода деда-мороза.

А над карнизом, под крышей, есть укромное местечко. Там два кирпича из стены выпали. В этом углублении и устроилась моя галка. Чёрная вся, только на шейке серый воротничок. Галка грелась на солнце, да ещё и расклёвывала какой-то лакомый кусок. Уютное местечко!

Если бы этой галкой был я, я бы никому такое местечко не уступил.

И вдруг вижу — подлетает к моей большой галке другая, поменьше и цветом потусклее. Прыг-скок по карнизу. Круть-верть хвостом! Села напротив моей галки и смотрит.

Ветер её треплет — так перья и заламывает, так белой крупой и сечёт! Моя галка кусок свой схватила в клюв и прыг из углубления на карниз! Тёпленькое местечко чужой уступила!

А чужая галка хвать у моей кусок из клюва — и на её тёпленькое местечко. Лапкой чужой кусок прижала — клюёт. Вот бессовестная!

Моя галка на карнизе — под снегом, на ветру, без еды. Снег её сечёт, ветер перья заламывает. А она, дура, терпит! Не выгоняет маленькую.

«Наверное, — думаю, — чужая галка очень старая — вот ей место и уступают. А может, это всем известная и всеми уважаемая галка? Или, может, она маленькая, да. удаленькая — драчунья?» Ничего я тогда не понял.

А недавно вижу — обе галки, моя и чужая, сидят себе рядышком на старой печной трубе и у обеих в клювах прутики.

Эге, гнездо строят! Тут уж каждый поймёт.

И маленькая галка совсем не старая и не драчунья. Да и не чужая она. И, уж конечно, не всеми уважаемая.

А моя знакомая галка совсем не галка, а гал!

Но всё равно мой знакомый гал очень вежливый. Я такого первый раз вижу.

ФАЗАНИЙ БУКЕТ

Фазана я подстрелил ещё осенью. Нагнулся, чтоб взять его, и не могу: руку боюсь обжечь! Перо блестит медью, бронзой, пурпуром^[2]. Жар-Жар-птица да и только!

Моя дочка-первоклассница подняла фазана за крыло и говорит:

— Ой, папа, что ты наделал!

А я уж и сам не рад.

— Фазана не оживишь, — говорю дочке, — пусть он хоть науке послужит! Давай запишем его размеры и окраску и посмотрим, чем он питается?

Зоб у фазана был туго набит насекомыми, ягодами и семенами. Всё это я разложил на отдельные кучки и стал смотреть, что ест фазан осенью. Насекомых я определил быстро. Были там кузнечики, кобылки и муравьи. Ягоды тоже узнать не трудно — одна лиловая ежевика да смородина. А вот семена — беда! Попробуй-ка определи, от каких они растений?! Пришлось семена ссыпать в спичечный коробок и положить в стол. Написал я на коробке: «Семена», и оставил до лучших времён. Может, найдётся специалист, определит.

Прошла зима. Только к весне вспомнил я про коробок с семенами. Открыл коробок — пусто! Спрашиваю дочку:

— Ты взяла семена?

— Это те, что в коробке, как погремушки, стучали?

— Те самые, что стучали.

— Я взяла. Я их в горшок с землёй посадила. У нас в классе сейчас все опыты делают — семена сажают.

Я подумал-подумал и не стал ругать дочку. Даже ещё и похвалил.

— Молодец! — говорю. — Прорастут семена — вырастут в твоём горшочке цветы. Вот мы и узнаем, какие семена клевал фазан. Без специалиста обойдёмся. Послужит наш фазан науке!

Дочка, конечно, все мой слова мимо ушей пропустила, только про цветы запомнила. Наклеила на горшочке с семенами ярлычок и на ярлычке печатными буквами написала: «Фазаний букет».

ТРЯСОГУЗКИНЫ ПИСЬМА

У калитки в сад прибит почтовый ящик. Ящик самодельный, деревянный, с узкой щелью для писем. Почтовый ящик так долго висел на заборе, что доски его стали серыми и в них завёлся древоточец^[3].

Осенью залетел в сад дятел. Прицепился к ящику, стукнул носом и сразу угадал: внутри древоточина! И у моей щели, в которую опускают письма, выдолбил круглую дыру.

А весной прилетела в сад трясогузка — тоненькая серенькая птичка с длинным хвостиком. Она вспорхнула на почтовый ящик, заглянула одним глазком в дыру, пробитую дятлом, и облюбовала ящик под гнездо.

Трясогузку эту мы прозвали почтальоном. Не потому, что она поселилась в почтовом ящике, а потому, что она, как настоящий почтальон, стала приносить и опускать в ящик разные бумажки.

Когда же приходил настоящий почтальон и опускал в ящик письмо, перепуганная трясогузка вылетала из ящика и долго бегала по крыше, тревожно попискивая и качая длинным хвостиком. И мы уже знали: тревожится птичка — значит, есть нам письмо.

Скоро вывела наша почтальонша птенцов. Тревог и забот у неё — на целый день: и кормить птенцов надо и от врагов защищать. Стоило теперь почтальону только показаться на улице, как трясогузка уже летела ему навстречу, порхала у